Григорий Александров - Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа
Я думаю, что надо берлинскую копию делать согласно английской.
Может быть, для этого послать эту копию в Берлин? Иначе досрут картину вконец!
Название «Sturmer der Erde» (нем. «Штурм земли». – Ю. С.) не годится – ассоциация с «Штурм над Азией»[133] и вообще говно. Без нашего согласия названия чтоб не давали. Можешь пригрозить прессой <…>
Смотрите, не блядуйте. От Тиссэ пока ничего нет. От Перы только одно письмо.
Обнимаю, всегда твой, Старик <…>
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Ю. И. ЭЙЗЕНШТЕЙН
Ницца 1-1-30 г.
Уважаемая Юлия Ивановна!
Вы, наверное, сердитесь на меня, что пишу Вам редко. Но Вы же понимаете, как молниеносно мы живем, и как мало времени остается у нас для писем и сна.
Французские дела наши улаживаются[134], а об американских узнаю по приезду в Париж, где С. М. ими занимается.
Сердечный привет. Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ и А. МОНТЕГЮ[135]
Telegrafiruite dessiatoro do debiati utra shlite deneg.
Privet. Grisha[136].
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ и А. МОНТЕГЮ
Shlite deneg! Pogibaem!
Grisha, Boris[137].
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
20-12-29
Мы держим путь по печальной дороге, по которой прошла война[138]. Ужас! Ужас! Два дня мы будем изучать изувеченную войной землю. Подробности письмом.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУб
Гаага 15.I.30 г.
Тысяча извинений, Эсфирь Ильинишна, за молчание, но подробнее напишу при первой возможности. А пока сердечные голландские приветы из экспресса на ходу.
Гриша.
«Сентиментальный романс» – первый музыкальный фильм Григория Александрова и Сергея Эйзенштейна, в котором авторы сделали попытку освоения звука в кино, снимался на парижской киностудии. В нем героиня исполняла старинный русский романс «Жалобно стонет ветер осенний».
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
15. I.30 г. Rotterdam
Голландские приветы будут иметь последствия полезные для нас и для нашей прессы, но немного позже, ибо надо все увидеть и записать.
Целую. Гриша.
Пока Александров на все смотрел и записывал «для прессы», Эйзенштейн под тем же псевдонимом «О Рик», опубликовал в Москве один из таких «голландских приветов».
«О нечестивом Эйзенштейне и храбрых католиках», – назвал он свой «привет» и рассказал:
«В почетный комитет для приема советских гостей вступил даже редактор католической газеты “Маас Босте” и член цензурного комитета патер Хиацинт Херманс.
Это, конечно, не могло послужить поводом к большому увеселению группы (советской. – Ю. С.). На следующий день на страницах “Маас Боста” появилась престранная и поучительная статья:“Им показалось странным, что патер принял участие в приветственной комиссии. Они, должно быть, не понимают, что и католики способны наслаждаться их глубоко человечными и благородными произведениями…”
Патер Хиацинт? Верить ли глазам своим? Поэт и автор “Героической песни римских деяний”, главный редактор римско-католических киноуказателей, советник центрального цензурного комитета! Достаточно известно, что советские агенты готовы вступить в сделку с самим дьяволом, чтобы служить идее своего бога Ленина. Но чтобы в Роттердаме их встречали с кропилом и святой водой… этого мы терпеть не можем!»
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
(без даты)
Дорогая Перл! Извините!
Не пишу оттого, что времени нет, а главным образом потому, что переживаю ВЕСЬМА сложный психологический (вульгарно выражаясь) момент.
Переломный момент. Огромное количество впечатлений и возможность сравнений сделало свое дело, и старого (вернее, молодого) Александрова уже нет.
Новый Александров напишет Вам через несколько дней, когда уляжется буря и мозги примут положение равновесия.
Ежедневно пишу по 20–25 страниц дневника – и удивляюсь на свои способности столько писать.
Голландия интересна и особо своеобразна, и невозможно в письме о ней написать.
Сейчас С. М. получил Ваше письмо – читает, не дает, но говорит, что с деньгами какая-то ерунда. Перл – хорошая моя – напишите и мне, ибо люблю Ольгу сильно, и ее денежный вопрос меня беспокоит.
Не могу, не могу писать в эти дни. Письма не могу писать. Вот отчего мои письма редки и бессодержательны. Ибо все деловое настолько хорошо, что требует внимательной проработки и четкости. А в этих стремительных жизненных волнах (каждый день такой, какой бывает перед отъездом, когда не успеваешь сделать всех необходимых дел) нет возможности остановиться, взвесить факты, события и мысли.
Вся моя надежда на «Сан-Мориц», на две недели, которые мы проведем в этом швейцарском курорте и в течение которых я мечтаю написать много статей и настоящих писем.
Мы ждем визы швейцарской для Эйзена, ибо у меня виза есть, а Тиссэ уже там.
Там же мы будем встречать Новый год, для чего вынуждены заказать завтра смокинги в кредит, ибо без этой прозодежды пообедать даже не пустят, «е… и… мать!».
20-го, в пятницу, С. М. прибыл из Лондона на вечер, который устроило парижское постпредство СССР. Показывали «Генералку» – успех большой. Французы в восторге. Постпредство тоже.
Доклады Эйзена в Лондоне прошли хорошо.
Мы еще должны после Швейцарии 2 доклада в Бельгии и 3 доклада в Голландии.
После чего вернемся в Париж, и к этому времени решим, с какой фирмой связывать свою судьбу, и, очевидно, подпишем договор.
Интересных вещей огромное количество – дай Бог силы все это написать и сообщить.
Торчу на фабриках, на съемках, сам снимаю маленькие эксперименты и чувствую всю огромную силу этого нового явления в человеческой жизни.
Люблю Ольгу безумно и скучаю!
Глава этих дней в моих дневниках называется «В ВЕЛИКОЙ ТЕНИ»[139]. Это обо мне.
Ваш Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
3. II.30 г.
Дорогая Перл!
Извиняться нечего, ибо день и ночь снимаем[140]. Осталось три-четыре дня, чтобы кончить декорации. Потом будет легче. Снимать тонфильм очень интересно и очень тяжело. На подготовку и регулировку каждого куска уходит час или два.
Но в общем снимаем хорошо. Научились многому и каждый день учимся еще[141].
Что будет?
Эйзен изредка приезжает гостем с журналистами и дает интервью. В общем, все в порядке.
