Анатолий Гладилин - Улица генералов: Попытка мемуаров
Американцам никто не препятствовал, более того, похоже было, что их ждали, чтоб продемонстрировать, что у нас, в Стране Советов, полная свобода для религии. Я человек атеистического воспитания и не знаю церковных названий. Я бы сказал, что мы стояли сбоку, «на сцене», служба шла в двух шагах от нас, а внизу, как в зрительном зале, море людских голов…
Но вернемся к дипломатическим приемам. Кроме встреч в самом посольстве американцы рангом пониже принимали гостей в своих квартирах на Кутузовском проспекте. Был за гостиницей «Украина» специальный квартал, где жили одни только дипломаты из капстран. В этот квартал с улицы не пройдешь, огорожено, у входа дежурит милиционер. Здесь, видимо, действовала другая, чем около посольства, инструкция. Показываешь милиционеру карточку, а он, не скрывая своих чувств, смотрит как на классового врага да еще чего-то бурчит вслед. Пару раз я вступал с ними в полемику.
И наконец, главные приемы устраивались на «Спасо», в резиденции посла. Они могли быть по разным поводам. Приезд американского писателя или музыканта или новый фильм. Несмотря на присутствие чрезвычайного и полномочного (а может, и благодаря ему), в «Спасо» сохранялась домашняя обстановка. Я помню, как сразу после фильма «Корабль дураков» моя жена рыдала буквально на плече у старика Томпсона, чрезвычайного и полномочного, а он, как папочка, ее утешал.
4 июля «Спасо» и подходы к нему преображались. Милиция была безукоризненно вежлива и козыряла всем гостям. Большой прием давался во дворе резиденции, наша компания растворялась в толпе советских правительственных чиновников, а нашим знакомым дипломатам было явно не до нас, они вовсю лебезили перед высокопоставленными гостями. Число гостей зависело от градуса советско-американских отношений. Однажды День независимости совпал с каким-то дипломатическим потеплением, и во дворе на «Спасо» просто яблоку некуда было упасть. Выделялись гости в основном с генеральскими и маршальскими погонами. Было много знакомых лиц из Союза писателей. В людском водовороте я нос к носу столкнулся с Лодейзеном, возбужденным, раскрасневшимся, и он успел мне сказать: «Сегодня мы в фаворе. Видишь, какое столпотворение? Даже из твоего Союза писателей пришел народ».
В ответ я иронически хмыкнул, но Джон уже исчез за генеральскими спинами. Я понимал, что у Джона праздник, и не только у него. Все чиновники посольства рады, что у них такой успех. Большое количество гостей — показатель хорошей работы посольства, значит, это будет замечено в Госдепе.
Так что я остался наедине со своей иронией. А почему иронизировал? Не знаю, как другие советские ведомства, а писательская общественность сегодня на «Спасо» была представлена теми, кто, по моей информации, так или иначе был связан с ГБ.
Впрочем, КГБ давно просится в наше повествование. Американское посольство — и без ГБ? Такого не бывало и не бывает. Покинем гостеприимный двор «Спасо», где нарядная публика гуляет по буфету, и перенесемся в Союз писателей.
IIВ начале 57-го года мы с несколькими студентами Литинститута протырились в Дом литераторов и, притаившись в задних рядах, чтоб нас не выгнали, присутствовали на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым». Так вот, я собственными ушами слышал, как детская писательница Мария Прилежаева с трибуны в истерике орала Дудинцеву:
— Когда придут американцы, они всех советских писателей повесят, а вас, Дудинцев, наградят!
Нельзя сказать, что так были настроены все московские писатели, отнюдь нет, но такие настроения имели место. Далее, по сравнению с вечностью, проходит совсем немного времени, и после кубинского кризиса Хрущев решает хоть как-то замириться с Кеннеди.
На Политбюро, наверно, он объяснял это так: «Фиг мы уступим американцам по числу ракет и танков! Но давайте кинем им хоть какую-нибудь кость, что-нибудь простенькое. Может, соглашение по культурному сотрудничеству?»
Подписали. Американцам бы успокоиться, а они, мерзавцы, воспользовались, что им приоткрыли дверь, и развернули кипучую деятельность. Не знаю, как обстояло дело в других культурных организациях, а в московской писательской организации вдруг почти половина литераторов получила приглашения в американское посольство. Не скрою, граждане, был в ЦДЛ некоторый момент паники. Но потом советские писатели преодолели минутную растерянность и дали дружный отпор проискам империалистов. У кабинета секретаря по оргвопросам Виктора Николаевича Ильина (он же — генерал КГБ) выросла длинная очередь. Разгневанные писатели двумя пальцам, как жабу, бросали на стол Ильина приглашения в американское посольство и просили их оградить, защитить и т. д. Виктор Николаич ласково улыбался, пожимал товарищам руки и благодарил за бдительность. Не все, конечно, так откровенно демонстрировали свой патриотизм. Некоторые сдуру даже явились на прием, да потом умные люди им шепнули: мол, накроется твоя поездочка за границу или книга. Короче, американское посольство продолжали посещать только несколько юных идиотов (и я в том числе), которые уверовали, что к сталинизму нет возврата и мы идем семимильными шагами к социализму с человеческим лицом.
Чтоб было ясно: советским писателям отнюдь не запрещалось общаться с иностранцами. Пожалуйста, общайтесь, даже, не к ночи будь сказано, с американцами, но в рамках Иностранной комиссии.
Постараюсь кратко рассказать про Иностранную комиссию. В принципе это было гэбэшное заведение. Переводчики из Иностранной комиссии сопровождали советских писателей в поездках за рубеж и обслуживали прогрессивных иностранных писателей в Москве. Конечно, иностранным гостям кое-что показывали и сопровождали по городу. Однако в основном обслуживание заключалось в том, что прогрессивных литераторов щедро кормили обедами и ужинами за казенный счет в ресторане ЦДЛ. Постепенно Иностранная комиссия привыкла, что пить в ЦДЛ — это и есть их главная работа. Ну и среди московских писателей крайне редко случались трезвенники. В общем, на этой почве возникали довольно прочные дружеские отношения. Я подружился с переводчиком с французского Владом Чесноковым. Не знаю, состоял ли он в ГБ. У меня было впечатление, что за рюмку водки он родину не продаст, но за партию в бильярд — несомненно. Однажды Влад мне говорит: «Толя, посиди с нами». Сел я с ним и с Юрой Румянцевым, тоже хорошим парнем из Иностранной комиссии, то есть хорошим алкашом. Сидим, пропускаем по рюмочке, и я им хвастаюсь, что, дескать, регулярно хожу на прием к американцам и вообще, «никого я не боюсь, я на Фурцевой женюсь». Ребята неодобрительно качают головой. «Тебе приглашение американцы присылают на дом?» — «На дом. А что?» — «Скажи им, чтоб посылали на адрес Иностранной комиссии, а мы их будем тебе пересылать». — «А зачем это надо?» — «Затем, что, когда Ильин возьмет тебя за ж…, ты ответишь, что приглашения получаешь не от американцев, а от Иностранной комиссии. Улавливаешь тонкость?» Я, дубина, тонкостей не понимал, и мне объяснили. Иностранная комиссия обязана пересылать приглашения. Разумеется, приглашения не пересылают, если сам адресат от них отказывается. Но тебя все знают, ты такая сволочь, что не откажешься, более того, заложишь комиссию перед американцами. Как? Американцы тебе позвонят и спросят: «Почему, мистер Гладилин, вы не пришли вчера в посольство?» А ты ответишь, что никакого приглашения не получал. Тогда американцы быстренько напишут ноту протеста — мол, Иностранная комиссия срывает культурные соглашения — и пошлют ее в МИД. Дипломатический скандал! А спровоцировать скандал даже Ильин испугается.
