Владимир Туболев - Одиночный полёт
- Еще больше штурвал на себя! Левой ноги!..
Голос принадлежит человеку, который, несомненно, имеет право командовать. И пилот, судорожно сжимая пальцы, тянет, тянет на себя штурвал.
Но почему же так темно и больно? Что они с ним делают? Где он? И этот звук - визжащий, захлебывающийся звук, проникающий в самые дальние уголки мозга и наводящий ужас...
Пилот уже слышал когда-то подобный звук, вслед за которым начинаются еще более страшные - хруст ломающегося металла, лихорадочная дрожь машины и клубы дыма, бьющие по остеклению кабины... А потом удар, тишина и липкое бесконечное беспамятство...
Пилот пытается открыть глаза и глухо вскрикивает, Режущая боль снова швыряет его в небытие. Но беспамятство длится недолго. Страшнее боли, страшнее воя идущих вразнос моторов то, что он еще не успел осознать полностью, но к чему уже прикоснулся. И что надвигается на него неотвратимо, как судьба.
- Командир, что с вами?!.
Он смолкает. Он сидит неподвижно, пытаясь привести мысли в порядок и хоть чуточку отдохнуть от боли.
- Штурман... в каком положении машина? Он спрашивает медленно и спокойно. Каждое слово - это сгусток боли. Но пилот уже не боится боли. Сейчас он знает более страшное, чем боль, - черноту. Густую, непроницаемую черноту. Он глотает кровь.
- Падаем на правое крыло.
17
"Падаем! - жутью обдает стрелка. - Сбили!" И в ту же секунду он видит тень пикирующего на них самолета. Он видит вспышки выстрелов.
Стрелок разворачивает пулемет. Он с яростью всаживает в тело чужой машины длинную очередь. Он видит вспыхнувший на фюзеляже язычок пламени и бьет, бьет, бьет по нему, заставляя разгораться еще ярче. Пламя вытягивается, словно лента, стремительно сматывающаяся с барабана, лижет хвостовое оперение. К земле устремляется огненная комета, на несколько секунд гасящая прожекторный свет.
- На гад, на, на, на! - бормочет стрелок сквозь зубы.
Машина, в которой он сидит, тоже несется к земле. Она опрокидывается на правое крыло. Целиться трудно. Но сержант все бьет по уже поверженному врагу, без сожаления расходуя боекомплект.
- Командир! Молчание.
- Штурман!
Ни звука.
- На, гад, на, на!
Стрелок не знает, кто их сбил. Но он видит перед собой врага, который так или иначе к этому причастен. У стрелка есть оружие. И он должен полностью рассчитаться за гибель самолета, за гибель командира, штурмана и свою собственную. Ему страшно, но еще более - обидно и горько, что он так мало успел сделать, и он вымещает свою обиду на несущемся к земле самолете, полосуя из пулемета по его крыльям. Вся его ненависть сосредоточена на этих крыльях, которые он прошивает длинными очередями.
Бомбардировщик падает почти отвесно. Самолет дрожит, как в лихорадке, его кидает из стороны в сторону.
Стрелка отрывает от сиденья, он почти лежит на пулемете, упираясь головой в обзорный купол. Он весь выворачивается, стремясь не выпустить из прицела горящий самолет, и бьет, бьет, бьет...
Самолет противника выпадает из сектора обстрела. Стрелок бросает рукоятки пулемета, облизывает губы и оглядывается в бессильной ярости. У него еще остались патроны. Но они уже не нужны. Вокруг - пустое черное небо и падающий в нем бомбардировщик. Стрелок чувствует, как стремительно надвигается на них земля.
...Когда они после тщетного ожидания группы из соседнего полка подходили к линии фронта, стрелок, пытавшийся еще раз связаться с аэродромом, доложил:
- Командир, земля не отвечает.
- Стрелок, у вас включена рация? - резко спросил пилот.
- Да.
- Немедленно выключите ее!
- А как же связь?
- Выключите!
Стрелок щелкнул выключателем.
- Есть. Выключил.
- И теперь до конца полета забудьте о ней. Вы что же, хотите, чтобы нас засекли?..
Но сейчас - другое дело. Стрелок щелкает выключателем и берется за ключ.
"МОСКВА, КРЕМЛЬ, ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ. ДОКЛАДЫВАЕТ ЭКИПАЖ КОРАБЛЯ НОМЕР 33. ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО. БОМБЫ СБРОШЕНЫ НА КЕНИГСБЕРГ".
Дрожащими руками он выключает рацию и вытирает пот. Затем оглядывается с недоумением и растеряниостью. Что-то изменилось. Случилось что-то такое, чего он не ожидал. Он замирает.
Самолет больше не падает. Неуверенно рыская из стороны в сторону, он тем не менее все больше выравнивается и разворачивается на восток. Стрелок протирает глаза, моргает, протирает еще раз.
- Командир! Штурман! - кричит он. Никакого ответа.
- Товарищи капитаны! Отзовитесь! Молчание. И тогда стрелку становится страшно. Он израсходовал почти весь боекомплект! А справа, на юге, в полнеба поднялась ослепительно - яркая громадная луна. Она серебрит фюзеляж и плоскости самолета. Она превращает его в видимую всему миру мишень. Беззащитную мишень, только что прокричавшую на весь мир своей радиограммой, что она здесь, рядом с Кенигсбергом, что ее необходимо сбить.
"Я расстрелял боекомплект. Мне нечем больше воевать, Я угробил экипаж", с ужасом думает стрелок. Он стонет от злости и бессилия.
- Командир! Штурман!.. Да отзовитесь же вы! Командир!
18
- Командир, возьмите штурвал еще чуть на себя! - говорит штурман. - На себя!
Пилот тянет штурвал. Приподнимает правое крыло самолета. '
- Так! - говорит штурман. - Теперь нормально. Командир, что с вами?
Пилот медленно облизывает губы. Потом выпускает штурвал из правой руки и трогает голову.
Шлемофон изорван осколками стекла и железа. Пальцы натыкаются на большой кусок стекла. Пилот рывком выдергивает его. В мозгу вспыхивает шаровая молния. Несколько секунд пилот сидит неподвижно, приходя в себя. Он чувствует, как под шлемофоном растекается кровь.
Он переносит руку на лоб. И здесь осколки. Десятки мелких стеклышек, застрявших в коже и черепе. Дотрагивается до век. И сразу же отдергивает руку. Глаза...
Он знал это. Но боялся поверить. Он сжимает зубы и опускает руку на штурвал.
- Штурман...- говорит он, - штурман, вы не ранены?
- Нет! Командир, что с вами?
- Стрелок... вы... живы? Он задыхается, но не дает боли усыпить себя снова,
- Стрелок!
Никакого ответа. А может, он и был, только пилот не услышал. Потому что в голове у него работает паровой молот: бух-бух-бух...
- Командир, что с вами? - настойчиво спрашивает штурман. - Почему вы не отвечаете? Командир!
- Экипажу приготовиться оставить машину, - приказывает пилот.
Он совершенно спокоен. Он знает, что произошло и что нужно делать. Он отдает четкие, разумные распоряжения. Единственно возможные в их положении. И он знает, что успеет сделать все необходимое до того, как тело откажется ему повиноваться.
- Командир, что с вами? Вы ранены? Или попали в прожекторный луч?
- Послушайте, штурман...- медленно выговаривает слова пилот разбитыми губами. - Это не луч. Они вышибли мне глаза. Я... больше ничего не могу. Приготовьтесь...
