Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи
В первом бою американцы не достигли успеха. Мы сбили 13 «крепостей» и 6 истребителей противника, примерно до десятка Б-29 получили повреждения. По поступившим впоследствии данным, несколько вражеских самолётов разбились при посадке в районе Сеула. У нас было подбито противником три самолёта, которые приземлились на свой аэродром. Однако американское командование сообщило, что они сбили 35 наших самолет «МИК», так они их называли. За эту ложную информацию оно вскоре было смещено со своих постов.
Во второй половине дня мы опять вылетели по тревоге. Нас нацелили в район, куда подходила большая группа «Сейбров», эшелонированных по высоте и в глубину. Противник, видимо, хотел взять реванш за утренний бой. Встреча с противником произошла на левом развороте нашей группы от моря. Противник использовал для себя выгодный момент — разворот нашей группы и атаковал нас. Ведомая пара — Федя Яковлев и Петя Зыков — на этом развороте у меня куда-то провалились. Смотрю, справа и слева наши потянули на вертикаль, а «Сейбры» — за ними. Ну, думаю, началось! Осмотрелся. Мой ведомый А.П. на месте. Продолжаю левый разворот и вижу, сзади с внешней стороны с небольшим снижением подходит группа «Сейбров» к моей паре, а внизу, подо мной ниже метров на 1000 идёт МиГ-15 без манёвра, и его атакует пара противника, переходя друг к другу змейкой. Ведомый передал мне: «Сзади „Сейбры“». Я отвечаю: «Вижу!» Вдруг, справа ко мне пристраивается третий МиГ. Смотрю по бортовому номеру —это должен быть Зыков — ведомый Феди Яковлева. Что делать? Если самому броситься на помощь МиГу, идущему внизу, то всю группу «Сейбров», находящуюся сзади на моей высоте, потащу за собой, а они на пикировании имеют преимущество в скорости за счёт большого веса своих [самолётов], по отношению к нам, и быстро догонят нас. Я по радио и покачиванием с крыла на крыло приказываю пристроившемуся к нам МиГу идти вниз и прикрыть одиночку. При-щйся к нам сразу же нырнул вниз. «Ну, — думаю, — команду пошел исполнять — всё в порядке!» Смотрю, справа группа «Сейбров» обходит мою пару, и делаю правый поворот на них, а они сразу же уходят вверх, видимо, смутила окраска моего самолёта. Впереди вижу — пара «Сейбров» гоняется за МиГом по вертикали, а сверху поджидает его ещё пара противнико, ходящая «змейкой» относительно друг друга. Получается, что те, которые сидят на хвосте, загоняют МиГ под огонь находящихся вверху. Выскочивший МиГ наверх с потерей скорости сейчас же будет атакован верхней парой противника. Я беру упреждение в прицеливании относительно зрительной скорости перемещения одного из «Сейбров» верхней пары и скорости удаления трассы снарядов от меня, и открываю огонь из двух пушек. Смотрю, трасса снарядов и самолёт противника, находящийся в развороте при переходе «змейки», сближаются в упрежденную точку — и сошлись— трасса снарядов уткнулась в «Сейбр» в районе кабины самолёта. «Сейбр» скользнул на левое крыло и понёсся носом к земле, а остальные за ним. «Опять попал в командира», — подумал я. Обычно, если собъёшь ведомого, то никто его не прикрывает. Одиночка МиГ был спасён. Место падения «Сейбра» в долине реки увидел Лев Иванов, ведущий бой в этом же районе. Я осмотрелся — «Сейбров» близко нет, слева выше вижу, идёт вертикальный бой, мелькают пары одна за другой вперемежку с «Сейбрами». Мой ведомый у меня стоит на месте. Я передаю ему по радиосвязи: «Может, поможем левой группе». Отвечает: «Нет, пошли домой». Я вторично запросил его — он не согласился. Ну, думаю, видно что-то у него случилось, и мы пошли домой. А потом, на земле, выясняется, что у него всё было в порядке. По пути, на пересекающемся курсе вижу, идет ещё один одиночка МиГ. Передаю ему по радиосвязи: «Пристраивайся третьим», — и покачиваю с крыла на крыло. Он молчит. Я тогда решил пристроить его к себе сам и подвернул к нему, а он как шарахнется от моей пары. Пытаюсь догнать его при помощи полной тяги двигателей — не могу. Он удаляется, хотя и самолеты однотипные. Думаю: «Значит не все самолёты одинаковые». И действительно, когда после боёв Феде Грибову и Фукину Васе, нашим лётчика, предложили в Союзе взлететь на «таких же МиГах», но в лётном институте, то эти машины отличались по своему лётному качеству, как небо и земля от наших. Наши товарищи подосадовали, что у нас были не такие хорошие самолеты, а то бы американцам от нас досталось бы ещё больше.
Думаю, почему же шарахнулся от меня одиночка? И прихожу к убеждению, что его смутил цвет моего самолета, он был выкрашен под цвет «Сейбров» и не блестел. Как я уже писал, что после сегодняшнего утреннего боя мой самолет был ещё на ремонте, и мне дали машину И. Н. Кожедуба. Ему одному было запрещено непосредственно участвовать в воздушных боях, и он руководил нами с земли. Однажды он всё же попытался войти в зону боев при выполнении тренировочного полета, и тут же с КП корпуса от Боровского последовало предупреждение: «Орёл, Орёл, ты не забывай, что у меня двое детей!» Кожедуб баском ответил: «Сейчас вернусь». Да, цвет машины привел в замешательство несшего летчика, и, видимо, сильно смущал «Сейбров».
Федю Яковлева в этом бою ранило мелкими осколками плексигласа от фонаря кабины. Лицо его было порезано, а часть мелкой пыли попало в глаза. Он совершил вынужденную посадку, не дотянув до аэродрома. Настроение было паршивое. Лучше бы я сам тогда бросился помогать одиночке. Но что же тогда было бы с А.П. и Зыковым, когда на хвосте у нас сидела большая группа «Сейбров», и сам А.П. предупреждал меня, что они стреляют.
В этом бою противник потерял три самолёта. Солнце ушло за горизонт, когда мы покинули аэродром. Темнота в тех широтах наступает быстро. Мы осиливаем двойной ужин и ложимся спать. Ночная зенитная канонада не дает нам заснуть, но уснуть надо, ведь завтра с утра новые бои.
Разбор этого боя был утром. Мой ведомый А.П. предъявил мне необоснованное обвинение, что я, якобы, гоняюсь за лично сбитыми самолетами, и поэтому был ранен Федя Яковлев, и что по нему, А.П., тоже стреляли, а я не принимал мер, как ведущий, видимо, он видел, как я сбил «Сейбра», но он мне этого не сказал. Я бы сказал, что такое обвинение в боевых условиях было довольно странное. Всё это было высказано в обидном для меня тоне я позе. Я стоял на полу летного домика, кругом сидели летчики, а он встал на нары и сверху, как с трибуны, размахивая руками, злобно выкрикивал обвинения. Сознание мое тогда не улавливало, что же происходит на разборе, в чём дело? Я старался понять и осмыслить происходящее, на какая-то пелена висела над сознанием. Была до глубины души обидна вся эта сцена, видимо, специально инсценированная. Но для чего?… Хорошо, что у меня, в подтверждение моего доклада получилась хорошая фотопленка, на которой был; хорошо видны все четыре «Сейбра» и МиГ среди них.
