Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи
Пришлось снова на разборе полета повторить правила передачи информации о противнике ведущему ведомым и наоборот — с обязательным указанием чётких координат, которые ориентируют по направлению полёта, «справа или слева» — дается на глаз направление по горизонту в градусах, а затем «выше или ниже» траекторию полёта и тоже в градусах. Пример: «Противник слева — 30, выше — 20», и всё сразу становится ясно, куда бросить свой взгляд, а далее даётся количество и тип. Если виден горизонт и ориентиры, бросающиеся в глаза, то можно использовать их и привязать цель к ориентирам. А. П. это знал! Но что-то схитрил.
Раннее утро 12 апреля 1951 года. Мы на аэродроме. Технический состав ещё задолго до нашего прибытия опробовал двигатели и подготовил самолёты к боевым вылетам. Надо отдать должное этим труженикам авиации. Федор Михайлович Круглякса и Виктор Иванович Казанцев — инженеры авиационных полков, всегда нацеливали технический состав на содержание боевой техники в образцовом порядке. Техников самолетов не приходилось уговаривать. Они видели, как их командиры экипажей — лётчики — тоже выматывались за день, да и риск у них был на пределе. Я, например, доверял своему технику самолёта Анатолию Леонтьевичу Микрюкову полностью, как говорится, больше, чем себе. У него была большая дружба с техником Аркадием Ивановичем Вдовухиным и это мне очень нравилось — на земле тоже очень нужно иметь чувство локтя товарища, а это чувство у них было развито особенно. Ни от одного лётчика я не слышал жалоб за всё это время на техсостав. Все они работали просто здорово! И командиры, и рядовые. Особенно им доставалось в подгонке подвесных баков китайского производства, которые никак не подходили под наши узлы крепления и всё время сифонили горючим в полете, демаскируя полёт группы.
…Прекрасный рассвет в этих местах. Лёгкий, прохладный ветерок щекотливо забирается за воротник. Днём будем очень жарко и влажно — чувствуется близость моря.
Дальние посты наблюдения и локационные станции начинают сообщать воздушную обстановку. Первые сообщения говорят о том, что денёк будет «жаркий»!
На аэродроме стоит напряженная тишина. Лётное поле, окаймлённое с северо-востока невысокими сопками, ещё дышало утренней прохладой. По краю его ползали заправщики, в капонирах работал техсостав, и привычный взгляд выхватывал откуда-то часть плоскости, то фюзеляж реактивного истребителя, пробитые пулями, которые срочно ремонтировались.
…Командный пункт информирует, что в наш район на небольшой скорости движется очень большая группа самолетов противника— тип неизвестен. На КП Иван Никитович Кожедуб принимает решение — выслать разведку. И вот с бетонной взлётной полосы аэродрома с оглушительным рёвом, особенно ощутимым в этой утренней тишине покоя, уходит в воздух шестерка МиГов. Секунда, две, и… всё смолкло, только марево воздуха, разогретого выхлопной струей двигателей, ещё колышется над бетонкой.
Мы все сидим в кабинах — готовность номер один! В наушниках шлемофона сквозь хаос «эфирной» морзянки четко слышатся доклады лётчиков воздушной разведки. Оказывается, обнаруженная группа самолётов противника шла на малой скорости для маскировки и была не что иное, как американские истребители типа «Сейбр» Ф-86. Шли они в плотном строю, что создавало на экранах наших локаторов имитацию полета бомбардировщиков. Невольно подумаешь с уважением о наших товарищах, работающих на КП, какие только американские хитрости им не приходилось разгадывать. Много интересного мне рассказывали потом Алексей Плешаков, Николай Куралов и Александр Троицкий, которые там работали. Замысел американцев стал ясен и на этот раз: они хотели вызвать на себя наших истребителей, связать их боем, а тем временем настоящие бомбардировщики вышли бы с моря на боевой курс для уничтожения моста. И, действительно, разведчики сообщили, что над морем обнаружена группа бомбардировщиков, следовавшая «колонной ромбов» в направлении дельты реки Ялуцзян.
Американские «Летающие крепости» были прикрыты плотным кольцом реактивных истребителей прикрытия типа Ф-84 и Ф-80. Первая группа истребителей противника, обнаруженная нашими разведчиками, набрала скорость вышла на прочёсывание района. Наши разведчики пошли в атаку на колонну бомбардировщиков. Лев Иванов поджигает одну «летающую крепость», ведя огонь по моторам. Его напарник, Кочегаров Саша, добавляет порцию снарядов. Бомбардировщик нехотя разваливается на куски и огненным факелом идет к земле.
Итак, мы все в воздухе. Кожедуб с командного пункта руководит боем, нацеливает всех нас на подходящие в район моста бомбардировщики. В общей сложности в налёте участвовало 150 истребителей и 48 «Летающих крепостей». С нашей стороны поднялось в воздух 44 истребителя — всё, что мы имели на аэродроме. И, вот уже первые факелы огромных машин потянули дымные следы к земле. Бой разгорелся на всём маршруте следования бомбардировщиков. Американские истребители, не торопившиеся выручать своих собратьев, носились по внешнему кольцу этой огненной орбиты и ждали удобного момента — кого бы из наших «подхватить» на прицел. С земли наблюдал этот бой наш технический состав. «Зрелище было впечатляющее, — рассказывали они, — бомбардировщики рвутся к мосту, наши МиГи их атакуют, сделав блестящее кольцо вокруг них и вытеснив истребителей противника на внешнюю орбиту, которая с земли казалась окрашенной в тёмный цвет. Самолёты противника имели темно-серый цвет, а наши блестели, как солнечные зайчики».
Моя четвёрка вышла выше строя бомбардировщиков и сразу ринулась в атаку сверху. Я в прицел брал сразу два Б-29 по стороне их ромба. В первой атаке дистанция открытого огня у меня была 1100 метров, выход из атаки — 400 метров, последующие атаки по дистанции были вполовину ближе к цели, даже от струи винтов бомбардировщика переворачивали машину на спину. Я видел, как мои снаряды вспарывали плоскости обеих машин, когда они попадали в один створ под трассу. Бомбардировщики не выдерживают наших атак и сбрасывают многотонные бомбы, не доходя до цели. Вздыбленная земля медленно оседает пыльным облаком, дым достигает 2000 метров. Мы увлеклись боем и вошли в зону зенитного огня нашей артиллерии, самолёты вздрагивали от близких разрывов снарядов. Один из бомбардировщиков резко отворачивает от боевого курса и, отстреливаясь всеми башнями, идёт в сторону нашего аэродрома. Наш аэродром прикрыть некому. Немедленно перевожу свой самолёт в атаку на противника, находящегося в развороте. Сблизился очень близко с бомбардировщиком и вынес точку прицеливания вперёд, закрыв немного цель носом своего самолёта. Дал очередь из всех пушек и сразу же опустил нос самолёта, чтобы видеть цель и трассу — недолёт, метра на три трасса отстала от хвоста Б-50 (модификация Б-29 «Летающей крепости») и пошла в сторону аэродрома. Смотрю, летят снаряды прямо на бетонку. Потом мне рассказывали: «Когда снаряды стали рваться на бетонке, все, кто был в этом районе на земле, бросились к щелям и в укрытия, а потом сделали вывод, пренебрегать укрытием в боевой обстановке не следует». При атаке я прошёл близко за хвостом бомбардировщика. Меня перевернуло на спину струей воздуха от винтов. Я доворачиваю свой истребитель во внутреннюю сторону разворота и перехожу в атаку ещё раз. Ведомого рядом давно не вижу. Взял поправку в прицеливании и выпускаю весь боекомплект из трех пушек в хвост противнику, хвост разваливается на глазах. Экипаж оставляет «Летающую крепость» и спускается на парашютах. Один парашют чуть было не попал под удар моего самолета. Я успех резко отвернуть машину — вверх и в сторону. Бой продолжался. Мелькали истребители перед глазами: где небо, где земля — всё смешалось в этой адской карусели. Боекомплекта у меня больше нет, но из боя выходить нельзя. Передаю на КП: «Орехов нет» (это условно означает, что снаряды кончились). Кожедуб командует: «Из боя не выходить!» Делаю ложные атаки по истребителям непосредственного прикрытия. Вижу, пара «Тандерджетов» пытается зайти в хвост нашей паре МиГов. Я поспешил на помощь своим: зашел тоже в хвост паре противника. Сблизился с ним настолько, что заклёпки можно было на швах считать. Они заметили и стали «вилять» — хотели сбросить меня со своего хвоста. Дистанция для стрельбы вполне подходящая, а мне стрелять нечем. Для успокоения совести перезаряжаю оружие, думаю: «Хоть какой-нибудь „завалявшийся“ снарядик найдётся», — но пушки молчат! Увлёкшись этой немой погоней, я не сразу заметил, что ко мне хвост пристроилась пара «Сейбров». Они в начале моей атаки по «Тандерджетам» находились значительно выше меня, и я на них сначала не обращал внимания. Как вы знаете, у истребителя всё оружие направлено вперед, сзади его нет, сзади истребитель беззащитен. «Сейбры» с дистанции метров 300 открыли огонь по моему МиГу. На каждом самолете у них имелось по шесть крупнокалиберных пулеметов. Это я сразу почувствовал, когда забарабанили пули по поверхности моего МиГа. Я сделал резко полубочку и энергично вывел машину из пикирования на высоте 800–900 метров. «Сейбры», следуя за мной, на выходе из пикирования провалились ниже меня и немного отстали. Мой покалеченный МиГ с сильным правым креном нёся к аэродрому, плоскости была огромная дыра от вырванного корпуса компаса. «Сейбры» пытались меня догнать. Вот и аэродром. Слышу, Кожедуб информирует с КП: «Одиночка! Одиночка! Сзади пара „Сейбров“!» Отвечаю: «Вижу!» и делаю резкий разворот вправо в зону зенитного огня прикрытия аэродрома. «Сейбрам» это не нравится и они отстают. Я благополучно приземлился. Мой техник А. Л. Микрюков осмотрел машину и обнаружил восемь пробоин. Ребята, ещё разгоряченные боем, весело обмениваются впечатлениями, я присоединяюсь к ним и тоже принимаю участие в этом захватывающем разговоре. Фотоплёнку моего фотопулемета при первой же очереди из всех пушек сорвало с перфорации и она в дальнейшем не фиксировала мою стрельбу и дистанцию выхода из атаки. Я был лишен фотоконтроля. Обидно, что такими несовершенными фотопулеметы были снабжены наши машины. Для следующего вылета мне дали самолет И. Н. Кожедуба, его самолет был выкрашен в дымчатый цвет, и к нему с опаской присматривались «Сейбры» в бою, происшедшем во второй половине этого же дня.
