Георгий Данелия - Кот ушел, а улыбка осталась
— Трогательный фильм, — сказала жена посла.
— Спасибо.
— А вы слышали, как Георгий Николаевич поет? — вдруг спросила Мила. — Он замечательно поет. Гия, спой, пожалуйста!
— Здесь?
— Здесь. Только нужна гитара, — сказала Мила жене посла.
Я энергично отказывался, но кто-то принес гитару, кто-то поставил стул, а Мила объявила по-английски:
— Господа, идите сюда, для нас будет петь режиссер Данелия.
Кошмар! Голоса нет, играть не умею (три аккорда для своих). Куда деваться? Сел, взял гитару, она оказалась шестиструнной, и я, как утопающий за соломинку:
— Господа, это шестиструнная гитара, а я играю на семиструнной. Здесь другой строй.
— Ты настрой гитару, как тебе удобно, а мы подождем, — сказала Мила.
Пока я перестраивал гитару, вокруг меня собрались все: американский посол со своей женой, дипломаты из других посольств, наши чины, их шпионы, наши разведчики, прогрессивный поэт, модный художник, красавица актриса и мой старый приятель-актер Евгений Моргунов.
Я настроил гитару и запел слабым голосом: «Уткнув в стекло свой черный нос, все ждет и ждет кого-то пес…»
Когда я допел, раздались жидкие аплодисменты, а восторженная Мила воскликнула:
— Прелестно, правда!
— Энрико Карузо! — зычным голосом поддержал ее Моргунов.
Кто такой Карузо, не все дипломаты знали и на всякий случай согласились, но спеть еще меня никто не попросил. Я прислонил гитару к стулу и слинял. И больше на приемы в американское посольство не ходил.
О том, что в этом стихотворении Евгения Евтушенко можно найти опасную крамолу, я тогда не подозревал. После просмотра фильма «Мимино» во ВГИКе в коридоре меня остановили два юных студента, отвели в сторонку и конфиденциально спросили, правильно ли они поняли настоящий подтекст песни, которую поет в фильме Матти Гешоннек (студент моей мастерской):
— Это тоска нашего народа по свободе!
— Не понимаю. Расшифруйте, пожалуйста.
— Там в песне: «…уткнув в стекло свой черный нос, все ждет и ждет кого-то пес…» Пес — это не собака, а советский народ, который ждет не женщину, как это можно подумать, а свободу! — сказал один студент.
— А вот: «…я руку в шерсть ему кладу и тоже я кого-то жду» — на поверхности — перископ: хозяин гладит собаку, а по сути автор имеет в виду: интеллигенция вместе с народом ждет перемен, — сказал второй.
— Вы на каком курсе?
— На первом.
«Бедные, — подумал я. — Еще четыре года учебы, и они совсем свихнутся».
— Интересная трактовка, — сказал я, — но как быть с последней строкой: «…мой славный пес, ты всем хорош, и только жаль, что ты не пьешь…», к кому обращается автор, к советскому народу или все-таки к славному псу? Подумайте… — и ушел.
Между прочим. В то время и редакторы и цензоры искали и находили подтекст, и авторы ухитрялись что-то протащить, и зрители искали и находили эзопов язык даже там, где его и вовсе не было. Особенно в этом преуспевали студенты творческих вузов.
ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ!
Прилетели с Аркадием из Америки в Москву. Запустили фильм в производство. Набрали группу, написали режиссерский сценарий, утвердили актеров на все роли, полетели выбирать натуру в Тбилиси, в Вену, в Израиль. А когда вернулись, узнали, что нас опять закрыли.
Оказалось, когда советский министр иностранных дел был с визитом в Сирии, в Дамаске, там ему намекнули, что арабским странам не очень приятно, что Советский Союз совместно с Францией снимает фильм про хороших евреев в Израиле. Министр иностранных дел это мнение довел до сведения министра кинематографии, и тот нас прихлопнул.
Я позвонил своему другу Георгию Шахназарову (он был помощником Горбачева). Георгий сказал, что надо, чтобы фильм был не советско-французским, а только французским.
— Вы приглашенные специалисты, а киностудия «Мосфильм» оказывает услуги.
Досталю этот вариант понравился, он написал письмо в Госкино, и нас снова открыли. А мне стало смешно. Два невысоких немолодых симпатичных грузина с умными глазами зашли в «Воды Лагидзе», выпили газировки (лысый — сливочной, не лысый — тархун), засунули руки в карманы, прошлись по улице Руставели, дошли до Земеля, купили пирожки с повидлом, съели, закурили и придумали нехитрую историю. И вот теперь летят зашифрованные телеграммы, арабские страны протестуют, министры звонят министрам, управления министерств ведут переписку: отвечают, комментируют, отрицают.
ТЫ МНЕ — Я ТЕБЕ
Во время подготовительного периода шла ожесточенная торговля с французским продюсером. Поскольку все, что снималось у нас, оплачивал «Мосфильм», а все, что снималось за границей, оплачивал Александров, он старался, чтобы как можно больше объектов снималось на нашей территории. А мы хотели, чтобы как можно больше наших людей побывало в Австрии и в Израиле. Многие из них не бывали за границей никогда.
Торг шел так. Константин предлагает:
— Подземный гараж в Тель-Авиве снимаем в Тбилиси.
Я в ответ:
— А на роль сестры дяди Изи утвердим нашу актрису Нину Тер-Осипян.
— Зачем ее возить в Израиль? Там много хороших актрис.
— Зачем снимать гараж в Тбилиси? В Израиле уйма подземных гаражей!
Константин предлагает:
— Давайте и голландское посольство снимем в Тбилиси.
Я в ответ:
— А в роли Дода (израильского приятеля Бори) снимем Леонида Ярмольника.
В итоге договорились: Сохнут, подземный гараж, голландское посольство, тюрьму, переход границы снимаем в Грузии. В Вену и Израиль едет съемочная группа (восемь человек) и актеры. В Вене снимаются: Янковский, Леонов и Гундарева. В Израиле: Янковский, Тер-Осипян, Ярмольник, Джигарханян и Кикалейшвили. А сам Константин сыграет официанта, которого взял в плен Сеня.
Съемки спланировали так: начинаем в Тбилиси, потом в Москве, в Вене, в Израиле и поздней осенью опять в Москве (кладбище).
Обо всем договорились, кроме оператора. По условиям договора оператором должен был быть француз. Я уговаривал Константина:
— Давай возьмем кого-нибудь из наших. У нас блестящие операторы!
— Ничего не могу сделать. Это условие Национальной академии кино Франции.
И тут я узнал, что фильм, который должен был снимать Вадим Юсов, закрыли.
— Освободился лучший оператор мира, Вадим Юсов, — сказал я Константину. — «Андрей Рублев» смотрел? Неужели даже для него ваша киноакадемия не сделает исключение?
— Ладно, узнаю.
На следующий день Александров спросил:
— Юсов не будет возражать, если рядом с его фамилией в титрах будет стоять фамилия французского кинооператора?
