Анни Латур - Волшебники парижской моды
О происхождении Леруа нам известно только то, что он родился в 1763 году в семье рабочего, служившего в парижской Опере. Его первыми играми была демонстрация искусственных чудес: он научился одним взмахом руки являть солнце, облака, гром, молнию, штормы. Проводя много времени среди костюмерш и цирюльников, юноша понял, что его призвание – делать прически. Сколько времени он занимался этим делом? Ипполит Оже[68], журналист и драматург, писал в своих мемуарах, что Леруа якобы посещал Версаль и делал прически Марии Антуанетте и двор выражал восхищение его работой.
Фасоны одежды революционного времени, снижение уровня жизни – все это противоречило его вкусу, любви к редким, изящным и дорогим вещам. Возможно, поэтому он и старался собственной манерой одеваться демонстрировать верность своим бывшим клиентам-аристократам. Говорят, его встречали на парижских улицах одетым так же, как они когда-то: камзол из розового атласа, туфли с острыми носами и парик с напудренной косичкой. Попал ли он в тюрьму по единственному обвинению в щегольстве, как утверждает один из современников? Рассказывают, что однажды Леруа буквально испарился на глазах следившего за ним полицейского агента. Это произошло в Опере, во время спектакля. Леруа просто спрятался в одном из картонных облаков – декорации, так хорошо знакомой ему с детства.
К ужасу Леруа, его вызвали на заседание Конвента, но, к счастью, он понадобился только для консультации по вопросам одежды. Ассамблея ожидала от него определенных действий, чтобы дать гражданам одежду, достойную идей революции. Одним ударом он убил в себе любовь к старому режиму и заметил восходящую звезду новой славы. Из всех набросков, сделанных художниками, с ловкостью оппортуниста он выбрал те, что наиболее открыто выражали патриотические пропагандистские идеи времени: одежду, выполненную в трехцветной гамме национальных цветов, на окантовке вышит девиз «Свобода. Равенство. Братство», а на поясе – «Свобода или смерть!». Теперь взлет карьеры Леруа был обеспечен. В глубине души Леруа, несомненно, презирал революцию, но тем более вызывает восхищение то совершенство, с каким он исполнял свою новую роль! К волосам простых женщин он приколол трехцветный бант. Этот же самый бант на буклях роялистов назывался «терновым венком». Вот так в его руках революционный чепец превращался в шутовской колпак для бывших аристократов.
После падения Робеспьера Леруа сумел просочиться в ряды общества, переживавшего подъем. Там он оказался в своей стихии. Его магазин, устроенный на улице Пти-Шан, не имел того блеска, каким отличались роскошные салоны, которые придут ему на смену. Но он знал, что высокомерие в почете в высшем обществе, и потому, продавая какую-нибудь шляпу, обязательно уверял своего клиента, что «дураку эта шляпа не пошла бы».
Как все знаменитые кутюрье, Леруа обладал безошибочным чутьем на колебания вкусов в одежде. Когда аристократы, вернувшиеся из эмиграции, попытались восстановить фижмы и букли старого режима, он сумел убедить их не отвергать моду нового времени. Эта мода имитировала античный стиль, ткань цвета песков Египта или греческого мрамора драпировалась в строгие складки. Но Леруа предчувствовал появление правящего класса, желавшего выставить напоказ свое богатство, и ввел в этот строгий фасон роскошную отделку из драгоценных камней или вышитых цветочных орнаментов. Мадам Боно, его компаньонка, довольно посредственная, быть может, модистка, носила созданные им платья с таким шиком, что служила лучшей рекламой его продукции.
Парижская мода. Гравюра, 1801
Леруа были чужды угрызения совести: он переманивает у конкурентов самых обходительных продавщиц и наиболее умелых закройщиков, всеми правдами и неправдами добывает самые удачные и многообещающие их выкройки и лекала и, выдавая за свои, шьет по ним туалеты под собственной маркой. Но что значат для модниц подобные мелочи! Называя Леруа «необходимым», они простили ему цинизм, когда он, построив на улице Ришелье роскошное ателье на деньги своей новой компаньонки, поспешил от нее избавиться, оставив всех рабочих и модельерш. А компаньонкой была не кто иная, как знаменитая мадам Рембо, которую газетчики прозвали «архангелом Михаилом от моды». Модельеры, пострадавшие от коварства Леруа, пытались ему отомстить, копируя его модели и продавая по более низкой цене. Тем лучше! Даже плохая копия утверждает и разносит еще шире славу оригинала. Без сомнения, Леруа угадал взлет Бонапарта и сделал все от него зависящее, чтобы снискать расположение Жозефины. Никакому любовнику, пусть самому умелому и терпеливому, не удалось бы так быстро покорить женское сердце. Вначале Леруа продавал модные безделушки слугам и фрейлинам Жозефины и так, через черный ход, добрался до ее личных апартаментов во дворце Мальмезон. На следующий день двери всех богатых домов гостеприимно распахнулись перед ним, а Жозефина стала для него средством достижения богатства и славы.
А какую изобретательность он проявил в операции по устранению известной Жермон, модистки, пользующейся доверием Жозефины! Сначала он расхвалил достоинства своей соперницы, затем, расхрабрившись, стал отпускать в ее адрес колкие замечания и, в конце концов, просто ее высмеял. Мало-помалу Леруа целиком взял на себя обязанность следить за гардеробом Жозефины и, воспользовавшись ее благосклонностью, был введен в аристократические дома Парижа. К его услугам прибегали все признанные красавицы и жены нуворишей. «Счета от Леруа производили по крайней мере такой же переполох, как любовные письма», – писал Джой, ироничный журналист-обозреватель того времени.
В тот день, когда Леруа придумал для Жозефины очаровательную накидку, выкроив ее из кашемировой шали, он одним взмахом ножниц перевел себя из категории торговца модными товарами в ранг кутюрье. Благодаря деловой хватке он расширил поле деятельности, включив торговлю всеми туалетными принадлежностями, перчатками, шляпами, чулками, бельем, мехами, цветами, перьями, духами. Послушный инструмент однодневной политики, он ловко объединял собственные интересы с патриотизмом, покупая продукцию только у французских производителей: шелковые и велюровые ткани – у лионских фабрикантов, тюль и кружева – в Валансе, кашемир – у мануфактуры Терно.
А Жозефина? Хранила ли она что-нибудь в секрете от своего кутюрье? Кажется, Леруа загодя узнавал обо всех намерениях Бонапарта. Коронация стала бы грандиозной задачей для его творческой мысли, и он уже создавал в воображении туалеты для этой церемонии, ожидая, что лавры коснутся его чела одновременно с тем, как будет провозглашен новый правитель Франции. Увы, мечты рассеялись, и будущий император поручил художнику Изабе[69], ученику Давида, нарисовать эскизы к коронационным костюмам. Потребовалось все обаяние Жозефины, чтобы вырвать у жестоко оскорбленного Леруа обещание сшить парадные платья по эскизам Изабе. Эти изделия, тем не менее, еще раз доказали гениальность Леруа как кутюрье. Изабе задумал их в сдержанных линиях, отвечающих непреложной строгости ритуала. Леруа вдохнул в них грацию, утонченное изящество, женственность. Атласные ткани нежных оттенков мерцали на свету, теплые тона расшитых золотом, струящихся складками бархатных шлейфов добавляли великолепия всей церемонии.
Карикатура на моду эпохи романтизма, 1820-е гг.
Постановщик и распорядитель коронации, Давид на протяжении многих недель придумывал, как разместить всех участников церемонии, сначала манипулируя картонными фигурками, затем репетируя со всеми действующими лицами. Наконец, настал день, когда Наполеон, окруженный своей корсиканской родней и двором, состоящим из выскочек и авантюристок, ставших по его желанию новой аристократией, водрузил на голову корону, которую, по его выражению, «подобрал с земли». Уникальная минута рождения новой моды стиля ампир, наполеоновского стиля, навсегда запечатлена на картине Давида «Коронация Наполеона». Грандиозной церемонии – грандиозный счет: затраченные суммы навсегда сохранились в бухгалтерской книге Леруа.
Теперь кутюрье достиг вершины славы; ему все позволено, ни одна знатная дама не осмеливается противиться его законам. Придумывая новые силуэты, он полагается на свою интуицию, изобретает, очаровывает, заставляет, из ничего создает шедевры. Послушаем, что рассказывает графиня д’Абрантес об одном платье своей приятельницы, одевавшейся у Леруа: «…нижняя часть платья из белого атласа тоже сделана Леруа. Верхняя часть сшита из белого тюля с окантовкой из белого шелка, гладкого и блестящего. Вышивка представляет собой гирлянды мирты с маленькими стреловидными листочками и такими же завитками, и все это выполнено белым по белому. Вышивка поднимается, сужаясь, и на уровне талии исчезает совсем. Рукава не слишком узкие и не слишком пышные. Что касается талии, она в то время была не слишком завышена. А низ платья отделан гирляндами голубых и белых гиацинтов. Большой букет гиацинтов, приколотый к платью, дополняет и придает чувство законченности всему туалету – все отдельные части его могли бы существовать и сами по себе». Легко представить себе, какой восторг вызвало такое великолепие!
