Геннадий Матвеев - Пилсудский
Ему не нужна была вся власть в стране, поскольку тогда он не смог бы уделять достаточно времени армии – ему нужна была безраздельная власть над вооруженными силами. Ноябрьские демонстрации 1925 года должны были показать, что армия доверяет только Пилсудскому и никому иному. Не случайно в Сулеювеке оказались даже те генералы, которых Сикорский считал своими доверенными людьми. Таким образом, нет никаких оснований думать, что в ноябре 1925-го Пилсудский планировал государственный переворот, от которого отказался лишь в последний момент. Он просто сделал еще один шаг к реализации своей цели, практически закрепил за собой право определять судьбу военного министра, то есть человека, который должен подготовить и внести на рассмотрение сейма проект закона о военных властях, а фактически о месте для Пилсудского в армии.
И эта его претензия на роль единственного, хотя и неформального, куратора армии была признана руководителями страны как нечто само собой разумеющееся. 20 ноября было сформировано так называемое правительство национального согласия во главе с графом Александром Скшиньским, министром иностранных дел в предыдущем кабинете. В него вошли представители всех основных правых, центристских и левых партий, что должно было, по расчетам их лидеров, облегчить получение иностранного займа для стабилизации злотого. Однако столь разношерстный состав изначально обрекал кабинет на серьезные противоречия при выработке программы действий. «Своим человеком» в кабинете Пилсудский без колебаний мог считать Енджея Морачевского, рекомендованного ППС.
Пост военного министра остался вакантным. На следующий день с целью решения этого вопроса президент пригласил в Бельведер Пилсудского, Скшиньского, и. о. военного министра генерала Стефана Маевского, а также генералов Станислава и Юзефа Галлеров. Было совершенно очевидно, что Войцеховского интересовало лишь мнение маршала. Это понимал и Пилсудский, о чем свидетельствует его поведение, описанное Ратаем: «Пилсудский вел себя вызывающе, обходился с Войцеховским как со слугой. Достал из кармана приготовленный листок, зачитал ряд обвинений в адрес Сикорского, выражаясь о нем в оскорбительной форме, при этом посоветовал Сикорскому покинуть Варшаву, потому что ни за что не ручается. Назвал хорошими генералами (и кандидатами в министры военных дел) Желиговского, Токажевского, Скерского и Бербецкого. Затем вытащил другой листок и зачитал заявление, содержащее обещание враждебного отношения к правительству. К Скшиньскому также относился как к слуге. Пообещал, что свое заявление огласит, потому что должен это „своим людям“. Вышел, едва попрощавшись»[205]. Налицо откровенный диктат своей воли первому лицу государства, который хотя и был старым товарищем по ППС, но давно уже не поклонником человека, которого он сам когда-то вовлек в политику. Демарш Пилсудского оказался успешным. 27 ноября военным министром стал один из названных им кандидатов – генерал Люциан Желиговский.
В числе первых шагов нового министра была отмена дисциплинарных взысканий предшественника в отношении участников демонстрации в Сулеювеке. Орлич-Дрешер был назначен не только командиром дислоцированной в столице кавалерийской дивизии, но и начальником департамента кавалерии министерства военных дел. Возмущенный этими действиями начальник Генштаба С. Галлер, решительный противник Пилсудского, выразил резкий протест президенту и попросился в отставку с занимаемого им с 1923 года поста. Его заявление не было принято, но и не отвергнуто, в связи с чем он просто перестал выполнять свои обязанности. Руководство Генштабом было поручено генералу Эдмунду Кесслеру, хотя и не пилсудчику но полностью лояльному маршалу. Его заместителем стал откровенный пилсудчик генерал Станислав Бурхард-Букацкий. Пилсудчики возглавили и прочие центральные военные ведомства, штабы ряда военных округов, в том числе Варшавского, а в других заняли важные посты. В марте 1926 года покинул ряды армии Шептицкий, не дождавшись от военного министра защиты своей чести и достоинства от безосновательных обвинений Пилсудского. О деструктивном воздействии маршала на армию поставил в известность военного министра, премьера и маршала сейма генерал Розвадовский, но никакой реакции не последовало.
Пилсудский все больше превращался в человека, стоящего над законом. К концу 1925 года он уже достаточно хорошо представлял, как ему надлежит действовать дальше. 15 декабря 1925 года Свитальский зафиксировал в дневнике: «План Коменданта: следующий правительственный кризис стараться преодолеть без сейма. Попасть в армию. Выступить, скорее всего, в роли министра военных дел, резко и брутально против сейма. Сейм не распускать, а реже его собирать. Сидя в кабинете, присматриваться к его членам для ориентации, с кем можно идти, а с кем нет. К власти возможно прийти осенью 1926 года. Тогда можно пойти на избирательную кампанию»[206]. Есть и другие свидетельства того, что в начале 1926 года Пилсудский в разговоре с близкими людьми представлял себя как будущий хозяин Польши. Следовательно, уже в конце 1925-го Пилсудский был заинтересован в новом правительственном кризисе и даже определил его примерные сроки – первая половина следующего года.
Поэтому последующие его действия можно рассматривать как поэтапное выполнение плана прихода к власти. К этому же времени относится разговор Пилсудского с Морачевским, во время которого тот «высказал опасение, что рабочие не выступят против правительства Скшиньского, потому что безработным платят пособия»[207]. Заявление более чем странное для министра. Оно вполне может говорить о существовании или подготовке какого-то плана массовых выступлений, о котором знали оба собеседника. Об этом свидетельствуют и последующие события.
Обеспечив уже в первые месяцы нахождения Желиговского на посту военного министра через преданных и лояльных себе офицеров и генералов фактический контроль над армией, Пилсудский вновь реанимировал вопрос о судьбе закона об организации высших военных властей. 7 января 1926 года на заседании Совета министров Морачевский, в соответствии с инструкцией маршала[208], поставил вопрос о возможности возвращения Пилсудского к активной государственной деятельности. В связи с этим было принято решение обратиться к маршалу сейма с просьбой ускорить работу над проектом закона об организации высших военных властей.
Тут же последовала резко негативная реакция Пилсудского, охарактеризовавшего находившийся в сейме проект, подготовленный еще Сикорским, как позорный, вредный и для армии, и для государства, а «применительно ко мне лично – как откровенное заявление, что маршал Пилсудский никогда не вернется в армию, даже в момент наивысшей опасности для существования нашего государства»[209]. Непродолжительный период относительного затишья вокруг имени Пилсудского кончился. Маршал начал новый тур повышения ставок в игре, причем на этот раз объектом его критики стали С. Галлер, прежние военные министры Шептицкий и Сикорский, политики Грабский и Скшиньский, политические партии, якобы превратившие сейм в арену беспардонной борьбы за свои эгоистические цели и забывающие о национально-государственных интересах, так называемую «сеймократию». Как записал в своем дневнике Свитальский, «Комендант хочет своими интервью создавать трудности правительству Скшиньского. Одновременно он воздействует на Желиговского, чтобы тот и дальше производил кадровые перестановки в армии. Пусть правительственные сферы платят таким образом за затягивание решения вопроса о Коменданте»[210].
