Геннадий Матвеев - Пилсудский
Несмотря на все переживаемые Польшей трудности, сейм в силу разных обстоятельств не желал отставки правительства Грабского. Но все же 13 ноября 1925 года оно пало, поскольку Польский банк отказал премьеру в валютной интервенции для поддержания курса злотого.
На следующий день, 14 ноября, Пилсудский прибыл в Бельведер и вручил президенту Войцеховскому декларацию, в которой предостерег от игнорирования моральных интересов армии при формировании нового кабинета и возможного назначения военным министром Шептицкого или Сикорского. Более того, он потребовал, чтобы глава государства подтвердил своей подписью на копии декларации факт ее получения. Этим шагом маршал открыто продемонстрировал, что ставит себя выше всех конституционных органов власти в Польше и оставляет за собой последнее слово при выборе кандидата на один из ключевых постов в правительстве. Как ни странно, Войцеховский не только выполнил его требование, но и поинтересовался кандидатурой возможного министра. Пилсудский от ответа уклонился, заявив, что сделает это после появления главы правительства. Начатая Соснковским в конце 1923 года практика согласования с «отшельником из Сулеювека» вопросов государственной жизни получила 14 ноября чуть ли не официальный статус.
Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Войцеховский, пойдя на поводу у своего старого товарища. Конечно же не памятью о совместном издании «Роботника» или встречах в эмиграции и не боязнью гнева маршала. Скорее всего, президент хорошо ориентировался в том, что немалая часть офицерского корпуса готова беспрекословно выполнять приказы своего вождя, даже если он не занимает в армии никаких постов.
В пользу такого предположения свидетельствует получившая широкий отклик в армии и обществе демонстрация офицеров варшавского гарнизона у виллы маршала в Сулеювеке, состоявшаяся на следующий день, в воскресенье. В качестве предлога была выбрана седьмая годовщина возвращения Пилсудского из Магдебурга. Повод выглядел несколько странно, если учесть, что Пилсудский прибыл в Варшаву 10-го, а не 15 ноября, да и дата не была круглой. В демонстрации участвовали по разным данным от четырехсот до двух тысяч человек, в том числе значительная группа генералов. От их имени к Пилсудскому обратился генерал Орлич-Дрешер, легионер, кавалерист, участник польско-советской войны, особо прославившийся во время Гродненской операции осени 1920 года. Он коротко, по-военному поприветствовал своего вождя и закончил свою речь многозначительными словами: «Обращаясь к тебе сегодня, мы имеем те же боли и тревоги, которые вместе с нищетой заглядывают в дом. Хотим, чтобы ты верил, что наше горячее желание состоит в том, чтобы ты не остался в стороне от этого кризиса, делая сиротами не только нас, твоих верных солдат, но и Польшу, это не обычные комплименты по случаю торжества, но что мы несем тебе кроме наших благодарных сердец и надежные, отточенные в победах сабли»[203].
Ответ виновника торжества оказался на удивление мирным; он как бы не понял скрытого смысла обращенной к нему речи, чем поразил и почитателей, и противников, уверенных, что Пилсудский со дня на день совершит переворот. Он снова говорил о морали: восстановление Польши не сопровождалось духовным возрождением общества, безуспешными оказались его попытки изменить положение, показывая полякам не только светлые, но и темные стороны действительности. Поэтому он пришел к выводу о необходимости борьбы со «злоупотреблением свободой» во имя защиты чести польской армии.
Сикорский, исполнявший обязанности военного министра до назначения нового кабинета, применил в отношении активных участников демонстрации, в том числе и Орлича-Дрешера, дисциплинарные меры, отправив их служить в провинцию. Но это не остановило адептов маршала. 19 ноября в Вильно, где была размещена 1-я пехотная легионерская дивизия, состоялось торжественное собрание по случаю седьмой годовщины возрождения независимой Польши. Присутствовавшие на нем офицеры направили Пилсудскому приветственную телеграмму следующего содержания: «Высокочтимый Маршал и дорогой Комендант! Мы, собравшиеся на торжественное заседание по случаю 7-й годовщины воскресения Польши, шлем Тебе, великий поборник чести службы, заверения в глубоком уважении и безграничной преданности, клянемся неустанно бороться под Твоим руководством за великую, благородную и жертвенную Польскую Душу»[204]. И на этот раз были в дисциплинарном порядке наказаны командиры дивизии и двух ее полков.
Были и другие случаи открытого выражения «аполитичной» частью офицерского корпуса преданности человеку, создавшему армию и приведшему ее к победам, но из-за происков политиков оказавшемуся не у дел. Все эти публичные демонстрации в условиях правительственного кризиса должны были показать властям и обществу готовность пилсудчиков исполнить любой приказ любимого маршала и коменданта, даже если это будет приказ совершить государственный переворот. Есть весьма достоверное свидетельство одного из пилсудчиков, что речь Орлича-Дрешера была написана не им самим, а в соавторстве с Пилсудским.
В связи с этим исследователям кажется странной ответная речь Пилсудского, выдержанная в совершенно ином тоне. Она, как и последующее поведение «отшельника из Сулеювека», говорит о том, что в ноябре 1925 года он вроде бы не собирался возвращаться во власть с помощью государственного переворота. Он не терял надежды на то, что в конце концов будет выработан и принят сеймом такой закон об организации системы органов управления вооруженными силами, который обеспечит ему место неподконтрольного парламенту генерального инспектора и главнокомандующего. То есть на то, что его давление на правительство и сейм заставит их рано или поздно отказаться от одного из принципиальных конституционных положений.
Пилсудский был убежден, что армия (впрочем, как и внешняя политика, но до нее пока не дошли руки) ни в коем случае не должна быть игрушкой в руках политических партий. В противном случае вооруженные силы не смогут надежно защитить безопасность и независимость страны, то есть решить задачу, которую он после обретения независимости считал для себя главной. Маршал был твердо убежден, что кроме него никто не сможет сделать этого. Другие генералы или непригодны к этому, или еще недостаточно опытны и авторитетны. Именно так следует интерпретировать подготовленную маршалом в самом конце 1922 года, в бытность его председателем Узкого военного совета, оценку пригодности генералов армии и генералов дивизии к руководству польской армией во время войны, а также деловых качеств бригадных генералов.
