Леонид Млечин - Шелепин
После этого члены коллегии разошлись.
Генерал Отар Давидович Гоциридзе, бывший комсомольский работник (он работал с Шелепиным в ЦК ВЛКСМ), которого Семичастный сделал начальником оперативно-технического управления КГБ, рассказывал через много лет:
– Я был на той коллегии, когда нам неожиданно сообщили, что Семичастный освобожден от должности председателя. Владимир Ефимович вел себя с большим достоинством…
Кириленко сказал Семичастному: пиши шифровку всем резидентам нашей разведки.
Семичастный отказался:
– А чего я буду о своих похоронах оповещать? Пусть новый председатель пишет.
– Он еще не знает, как это делать.
– Все он знает! А потом есть секретариат, помощники. Зачем самому сидеть, рисовать? Дайте команду. Шифровки надо отправить не только резидентам, но и начальникам управлений областей. Такой-то сдал, такой-то принял. – И вдруг Семичастный спохватился: – А чего вы шум подняли, когда еще нет указа президиума Верховного Совета? Меня указом назначали, указом и снять должны, и Андропову указ нужен.
Семичастного успокоили:
– Указ сейчас будет.
А откуда он может взяться, если все члены президиума Верховного Совета разъехались по республикам? Буквально через двадцать минут заходит порученец из секретариата: приехал фельдъегерь.
– Пусть заходит.
Приносят пакет. Там указ. Ну, это только улыбку могло вызвать.
Андропов с Семичастным ни о чем не говорил, попросил ключи – и все. Кириленко хотел сразу после коллегии Семичастного выпроводить: можешь уезжать. Владимир Ефимович возмутился:
– Позвольте, мне еще надо с бумагами и с вещами разобраться.
Упирались, но им пришлось согласиться.
Семичастный уехал с Лубянки часа в четыре утра, когда отправил домой коробки с книгами, ненужные бумаги сжег, нужные отдал в секретариат. Потом Кириленко влетело за то, что он так снисходительно отнесся к бывшему председателю КГБ: оставил Семичастного в кабинете одного и не изъял бумаги из его сейфа.
– Они, верно, ожидали, что там план переворота лежит. – До конца жизни Семичастный не мог забыть этой истории.
Перед отъездом на Украину Семичастный позвонил Брежневу, сообщил, что отбывает. Леонид Ильич спросил:
– Вы хотели бы ко мне зайти? У вас ко мне вопросы?
Семичастный ответил:
– Нет, у меня вопросов к вам нет.
Брежнев обиделся.
23 мая Владимир Ефимович приехал в Киев. По словам Шелеста, он был потрясен и растерян. 29 мая появился указ президиума Верховного Совета УССР о назначении Семичастного первым заместителем председателя Совета министров республики.
Это была бессрочная ссылка.
Политическая карьера Семичастного закончилась, когда ему было всего сорок три года. Другие в этом возрасте еще стоят у подножия олимпа и зачарованно смотрят вверх. Он не верил, что все кончено. Думал, что все переменится и он сможет вернуться. Тем более что он был моложе сменявших друг друга генсеков и членов политбюро. Но путь в Москву ему был закрыт.
В правительстве Украины Владимир Ефимович занимался вопросами культуры и спорта. Он, наконец, получил высшее образование – в 1973 году окончил исторический факультет вечернего отделения Киевского государственного университета имени Т. Г. Шевченко.
В Киеве Семичастный проработал четырнадцать лет. Его не хотели возвращать в Москву. Так Брежневу было спокойнее. Летом Шелесту из Крыма позвонил член политбюро Николай Викторович Подгорный, который отдыхал вместе с Брежневым. Вдруг спросил, когда и куда едет в отпуск Семичастный.
«Я понял, – пишет Шелест, – что Брежнев следит за Семичастным. Он опасается его общения с Шелепиным и другими молодыми кадрами. Я лично за Семичастным ничего особенного не замечал, он честный и прямой человек, к делу относится добросовестно, старается вникнуть в малознакомую ему работу.
Безусловно, он был угнетен, ожесточен, при упоминании имени Брежнева, казалось, по его телу проходит ток высокого напряжения, и не трудно представить, что бы Семичастный мог сделать с Брежневым, если бы ему представилась такая возможность…»
После того как Шелепина и Семичастного убрали из политической жизни, они оказались под контролем госбезопасности. Два бывших председателя КГБ разговаривали друг с другом, зная, что бывшие подчиненные их подслушивают.
– Мы выходили на улицу и на свежем воздухе разговаривали, – рассказывал Семичастный. – Беседы, не предназначенные для чужого уха, мы в помещении старались не вести. Мы понимали, что все контролируется и ставится на учет. Хотя иногда мы делали это назло, чтобы знали наше мнение…
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЦСПС
Леониду Ильичу Брежневу не хватало образования, но он был искушенным политическим бойцом и мастером аппаратной интриги. Его недооценили. У Брежнева было чутье на людей. Он точно знал, кто за него, а кто против.
– Мы, кто помоложе, были доверчивы, – рассказывал Николай Егорычев. – Если бы не были доверчивы, может, Шелепин и занял его место… Когда снимали Хрущева, Брежнев нас обвел вокруг пальца. Он клялся и божился, что будет проводить линию ХХ и XXII съездов. Мы были с ним предельно откровенны. У меня с Леонидом Ильичом было много разговоров. Он все знал о моих настроениях. И когда пришел к власти, он уже знал, с кем ему не по пути. Делал вид, что хорошо к нам относится, а в душе был готов с нами распрощаться. Нам пришлось очень трудно… За годы работы в комсомоле Шелепин вырастил целое поколение руководителей областного, республиканского уровня. Они стали секретарями обкомов, заместителями министров. Вокруг Александра Николаевича собрались деятельные, динамичные, преданные ему люди. Молодая часть партийного и государственного аппарата вся ему симпатизировала. Птенцы гнезда Шелепина, выходцы из комсомола занимали важнейшие должности в стране. Госбезопасность, Министерство внутренних дел, телевидение, ТАСС – там везде были друзья Шелепина.
– Когда нас всех разогнали, – вспоминал Николай Месяцев, – нам часто говорили: не может быть, чтобы у вас не было организационной спайки. Но ее не было, мы всегда оставались просто друзьями и единомышленниками. Часто собирались у меня на даче. Но не было таких разговоров, что надо Брежнева свергать и ставить Шелепина. Я знал, что все это прослушивается или может прослушиваться. Я же сам в госбезопасности работал… Хотя были и среди нас дурачки, которые, поддав, вставали на стол и кричали: «Да здравствует Шелепин!»
– Комсомолята ему и навредили, – считает Валерий Харазов. – По пьяной лавочке говорили, что наш «железный Шурик» скоро будет хозяином страны. А эти пьяные разговоры становились известны.
– Я один раз читал тетрадку, какие КГБ рассылал, – рассказывал Леонид Замятин. – В ней запись разговора комсомольских работников в гостинице. Они, видно, в баньке мылись и заодно обсуждали текущую политику, всем характеристики давали… Эту запись со вниманием читали и выводы делали.
