Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники
Так становится явным то, что скрывалось за дымовыми завесами слов о принципиальной борьбе КНР против гегемонизма «великих держав» — США приглашаются на роль потенциального союзника в борьбе против самих себя…
Агрессия Китая против Вьетнама придает особенно зловещий характер политике КНР в Азии и в других регионах современного мира. Поощряя Пекин на подобные действия, правящие круги Запада играют с огнем, поскольку ставят на карту стабильность всей системы международных отношений и судьбы мира.
Какова политическая плата за экономическую и военную поддержку КНР со стороны стран Запада? В эту плату, по-видимому, входит самая активная защита Китаем НАТО, выступления на стороне реакционных сил в Анголе, братание с режимом Пиночета в Чили, борьба против коммунизма в Португалии, как, впрочем, и во всей Западной Европе, насаждение так называемых «марксистско-ленинских» партий, выступающих против коммунистических партий, нападки на политику разрядки напряженности и всю миролюбивую внешнюю политику СССР, всего социалистического содружества, на международное коммунистическое движение.
После смерти Мао Цзэдуна пекинские руководители оказались перед историческим выбором: каким путем идти во внешней политике?
Один путь — полное восстановление дружбы и сотрудничества с СССР и другими странами социализма. Это естественный путь для страны, если она хочет возвращения на рельсы социалистического строительства, страны, заинтересованной в бескорыстной помощи и сотрудничестве для модернизации своей экономики. Судя по всему, они безусловно отвергли этот путь.
Другой путь — это путь «моста» между двумя мировыми системами, о котором писал еще Мао Цзэдун. Это путь лавирования между СССР и США, путь извлечения экономических и политических выгод посредством игры на противоречиях двух мировых систем. Судя по всему, они отвергли и этот путь.
Наконец — путь, которого Китай придерживался в последние 15 лет, — сближение с капиталистическим Западом на платформе совместной борьбы против мирового социализма. Судя по всему, они утвердились на этом пути.
Оставим в стороне моральные оценки по поводу двух последних вариантов — они очевидны. Возьмем за основу модель прямой национальной выгоды Китая, предложенную Мао Цзэдуном. Не будем при этом закрывать глаза на простой, хотя и негативный, по сути, факт: второй и в особенности третий путь способны принести Китаю на определенном этапе экономические, а возможно, и политические дивиденды. Но как это скажется в будущем?
Приведет ли это к укреплению независимости Китая или поставит его в зависимость — глубокую и жесткую — от Запада? Найдет ли Китай подлинных союзников среди стран капиталистического мира или напрасно растеряет своих естественных союзников на другой стороне социального барьера? Будет ли такая социально-политическая ориентация совместима с действительной борьбой за социализм в современном Китае? Официальный Пекин не может не задумываться над этими вопросами, над которыми задумывался Мао Цзэдун еще двадцать лет назад.
В свете последних событий особенно наглядна вся дальновидность и принципиальность позиции Советского Союза, которую определил XXV съезд КПСС — готовность улучшить отношения с КНР — и не только на максимально желаемом, но и на минимально возможном уровне. «Мы готовы нормализовать отношения с Китаем на принципах мирного сосуществования, — говорил Л. И. Брежнев. — Более того, можно с уверенностью заявить: если в Пекине возвратятся к политике, действительно основанной на марксизме-ленинизме, откажутся от враждебного социалистическим странам курса, станут на путь сотрудничества и солидарности с миром социализма, то это найдет соответствующий отклик с нашей стороны и откроется возможность для развития добрых отношений между СССР и КНР, отвечающих принципам социалистического интернационализма. Дело за китайской стороной»3.
Прошло совсем немного времени после кончины Мао Цзэдуна. Пока еще рано судить, а тем более делать окончательные выводы относительно направления внутренней и внешней политики, проводимой наследниками Мао, об их отношении к идейному и политическому наследию покойного председателя КПК. И все же некоторые тенденции уже наметились с большей или меньшей определенностью.
Первый — наиболее очевидный вывод, который напрашивается сам, заключается в тщетности надежд на то, что кончина «великого кормчего» приведет к укреплению единства его преемников. Как известно, Мао Цзэдун проделал гигантскую по своим масштабам и усилиям и неслыханную по своей жестокости работу, направленную против всех тех, кого хотя бы в малейшей степени можно было заподозрить в оппозиционных настроениях к его идеологии, политике, к его культу. Вся «культурная революция», с ее драматическими последствиями для политической системы, для высшего руководства, для всей партии, для всего китайского народа, имела в качестве одной из своих главных целей гарантировать при жизни и после смерти Мао полную ликвидацию оппозиционных сил, обеспечить единство на платформе «идей Мао Цзэдуна».
Мы видим теперь, насколько иллюзорна была эта надежда, насколько безрезультатны гигантские усилия и жертвы. Смерть Мао Цзэдуна привела к самому острому столкновению сил на политическом Олимпе Китая. Идейная платформа маоизма, точно так же как и те «одиннадцать великих политических кампаний», о которых упомянул Хуа Гофэн на XI съезде КПК, не создали даже минимальной гарантии против нового тура острой борьбы за власть, за влияние, а также вокруг проблем идеологии и политики.
Второе и в определенной степени сенсационное событие — катастрофическое крушение «леваков» — именно тех руководителей, которые стояли ближе всего к Мао Цзэдуну. Поражение «банды четырех» — это поражение людей, оказавших едва ли не самое сильное влияние на Мао Цзэдуна в последние 10 лет. Вдова и зять Мао, его выдвиженцы периода «культурной революции» — Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, которому Мао Цзэдун доверил доложить о новой конституции КНР 1975 года, — были опорой опор экстремистской внутренней и внешней политики Мао Цзэдуна. И именно на них обрушился первый удар в борьбе за наследие Мао.
Еще более поразительно то, как легко была одержана победа над ними. По сути дела, все выглядело как «дворцовый переворот». Арест руководителей «леваков» почти парализовал движение их сторонников, силы которых, по подсчетам западных специалистов, насчитывали около трети состава ЦК КПК, а стало быть, и всей партии. Мы видим в этом приговор экстремистской линии Мао Цзэдуна, в особенности во внутренней политике, которая началась с «большого скачка» и нашла свою кульминацию в «культурной революции». Пускай новое руководство и не декларирует подобную оценку, но она напрашивается сама собой: поражение «леваков» — это поражение всей линии Мао, осуществлявшейся на протяжении последних 10–15 лет.
