Валентина Пашинина - Неизвестный Есенин
Риторический вопрос: могла ли Айседора доверить книгу другому человеку? Книга была для нее больше, чем собственная жизнь. Ничто в жизни своей она не ценила так высоко, как сумку (по другим источникам — корзину) с бумагами.
«Эта сумка хранит все мои сокровища — и какие сокровища! Письма любви ко мне, к моему искусству (…), к памяти о моих детях».
Кто же сумеет разобраться в столь личных бумагах лучше, чем она сама? И кто сумеет рассказать лучше, чем она сама обо всем этом?
Г. Лахути во вступительной статье к воспоминаниям Ирмы Дункан и А.Р. Макдугалла «Русские дни Айседоры Дункан» пишет:
«Велика литература об Айседоре Дункан на английском языке. Однако «советский период» ее жизни и там освещен недостаточно полно, а во многих источниках изобилует неточностями и даже «развесистой клюквой». В первую очередь это касается вышедшей в 1929 году в Нью-Йорке книги Мэри Дести «Нерассказанная история. Жизнь Айседоры Дункан в 1921–1927 гг.». Женщина ограниченная и склонная к безудержной саморекламе и фантазированию, занимавшая в течение недолгого времени скромную должность компаньонки при Айседоре, она написала свою версию последних лет ее жизни, прямо-таки переполненную недостоверными и полумифическими историями.
По Дести выходит, что она сама танцевала не хуже Айседоры и оставила это занятие, только чтобы не вызывать ревности и зависти последней; что вообще танцевать босиком придумала она; что Айседора хотела и чуть ли не завещала ей завершить свою неоконченную биографию; что ей. Дести, был устроен триумфальный прием в московской школе Дункан, куда она зашла во время своего краткого визита в Москву после смерти Айседоры, причем все ученицы якобы уверяли, что она похожа на Айседору, и смотрели на нее с обожанием. Все эти утверждения являются абсурдным вымыслом, а последнее вызвало дружный хохот очевидцев ее визита в школу, учениц Ирмы — Е.В. Терентьевой и Е.Н. Федоровской. Даже американское турне Ирмы с ученицами устроил, оказывается, не Сол Юрок, а опять же вездесущая Мэри! Телеграмму, посланную Айседоре в Ялту из Москвы Галиной Бениславской, она приписывает С.А. Толстой и т. д., и т. п.
И вот эту книгу, единодушно признанную недостоверной и ни разу по этой причине не переиздававшуюся на Западе, издательство политической литературы в Москве (ныне издательство «Республика») выпустило в 1992 году тиражом в 100 тысяч экземпляров под одной обложкой с третьим за последние два года переизданием книги А. Дункан «Моя жизнь». На этой обложке — кричащее название золотыми буквами: «Айседора Дункан. Моя жизнь. Моя Россия. Мой Есенин», что является прямой фальсификацией, ибо, как уже было сказано, Айседора не успела написать ни о России, ни о Есенине, и ее собственный текст в сборнике доходит только до ее намерения поехать в Россию в 1921 году. Пребывание же ее в России и отношения с Есениным даны только в более чем вольном пересказе Дести, которая вряд ли может называть Россию и Есенина «своими». Она воспроизводит по памяти устные рассказы Айседоры, приукрашивая их своими домыслами. Ни малейшего комментария, как следует относиться к книге Дести, составитель сборника не дает, предоставляя читателю право принимать ее писания на веру.
Мэри Дести пишет: «Страшнее, чем бедность, было для Айседоры то, что друзья покинули ее. Хотя это было не так. Многие из них наблюдали за ней издалека и помогали, чем могли».
И еще: «Друзья, как и многие другие, видевшие, как она катится вниз, держались вдалеке от Айседоры из-за глубокой любви к ней».
Чего больше в этой фразе: наивности, лицемерия или поразительной глупости? Или, может быть, это издержки перевода?
В воспоминаниях Мэри Дести есть такое размышление: «Мне кажется, что создание этих ежедневных трудностей и составляло смысл ее жизни: они отвлекали ее мысли от огромной печали, которая поедала ее днем и ночью».
Такое же впечатление остается у читателя по отношению к Мэри Дести: кажется, она приехала к Айседоре только за тем, чтобы создавать эти трудности. Для чего? Чтобы отвлекать от важнейшего дела жизни — книги. Выхода этой книги в России явно не хотели. И в конце-концов, она стоила Айседоре жизни.
После похорон Айседоры в Россию Мэри Дести ехала здоровым человеком, а вернулась она тяжело больной, умирающей. Вызывает недоумение и удивление ее внезапная тяжелая болезнь. И приходят на ум другие роковые совпадения: что-то похожее случилось с Фурмановым и Рейснер, которые сопровождали гроб с телом Есенина. Лариса Рейснер умерла 9 февраля 1926 года, Дмитрий Фурманов последовал за ней 15 марта 1926 г.
Глава 8
Злой рок или злодеяния?
Некоторые говорят, что смерть Айседоры была неслучайной.
Я этого не думаю. Ее задушил собственный шарф, попавший в колесо автомашины.
Роман ГульНе все, однако, современники поверили в несчастный случай с Айседорой. Были и тогда скептики.
Только вот кому и зачем понадобилось писать сценарий, тщательно продумывать роли и осуществлять это злодеяние? Есть более простые способы убрать одинокую женщину, которая и сама порывалась «уйти в море»? И однажды пошла. Тогда ее спасли. Спасли Паттерсон и Ванюша. Скромные, «темные» личности, которые по своей скромности — или по другой причине — так «темными» и остались.
Паттерсон, он же Петр Моргани, пишет, что это случилось с Айседорой во время их знакомства, и причиной тому была неразделенная любовь к юному Ване. Познакомились они «ранней осенью», а уехал Ваня 15 дней спустя, а еще 20 дней спустя «после отъезда моего друга в Бельгию» случилась трагедия с Айседорой.
Здесь, правда, неувязка у Петра Моргани. Вот временные вехи: ранняя осень, да 15 дней их знакомства, да 20 дней спустя… А Айседора погибла 14 сентября 1927 года.
Но для чего нужна Петру Моргани-Паттерсону ложь? Зачем надо было переносить события на последний месяц жизни Айседоры? Хотя бы для того, чтобы и малая тень подозрения в преднамеренной гибели Айседоры не пала на тех, кто был в те дни рядом. Ведь теперь все оставалось в логичном русле: зачем было убивать женщину, которая сама искала гибели, и ее только недавно спасли.
Попытка самоубийства была — но более года назад. Что это меняет? Многое. Тогда Айседора только начала свою книгу, и никто еще не знал, что из этого получится. Уединившись на окраине Ниццы в розовом одиноком домике, она жила «с одной русской маленькой женщиной, которая готовит» (из письма Айседоры). Вскоре она познакомилась с одним нуждающимся русским джентльменом, который согласился быть ее секретарем. 1 апреля 1926 г. Айседора пишет Ирме: «Я нашла толкового секретаря, и дела стали улучшаться». По всей вероятности, это и был Паттерсон, он же Петр Моргани.