Алексей Суворин - Дневник А.С. Суворина
2 августа.
…Тоска по идеалам, по хорошим отношениям, по свободе. Тоска по новому. Везде начальство. В революцию, оно строже, а иногда сурово.
* * *Карпов был, говорили о пьесах. На одной из станций он видел Федотову. Вольную старуху, страдающую подагрой, тащили несколько человек. Написал комедию из современного политического быта.
* * *— «Вы меня не узнаете?»
Оказалось, министр иностранных дел Извольский, который когда-то был у меня. Мы с Извольским проговорили об японско-русском соглашении. Я говорил за китайцев, он за японцев: «Китайцы — выродившееся племя, погруженное в материализм, идеальных стремлений у него нет. У японцев патриотизм и т. д. Могут многих победить и т. д., но не надолго». Вообще не поражает умом. Рассчитывает, что соглашение наше очень хорошо, лет на 10 даст нам спокойствие. Оно к тому же составляет часть общей сети соглашений — Англии с Японией и Францией, Франции с Японией и Россией и России с Японией и Англией. Последнее соглашение будет заключено через месяц.
3 августа.
Тимирязев: «Обе Думы — думы чувства, а не мысли», или лохмотья мысли, которая выражалась бурными порывами. Темперамент не мысль. Темперамент раздраженный, горячий. Дума должна быть думой государственной мысли и опыта. А государственной мысли не было у государственных людей».
* * *— …Мне жаль затравленного зверя (революцию). Не то, чтобы я жалел его острых зубов, его хищного наскока, его безумной ярости, — помилуй бог! Мне жаль улетевшей красоты этого единственного в своем роде русского медведя, столь много обещавшего и столь мало давшего. Мне жаль моих ожиданий, моей грусти, моих восторгов, моей веры и ошибок, жаль пролетевшей, как сон, молодости. Подкрадывается что-то старое, склизкое, корявое. Перед зрелищем затравленной революции я испытываю что-то среднее между тошнотой и раскаянием. Смелость сознавшей свою силу и отвагу задорной юности; наглость реакции, наглость торжествующей злобно-старострастной, импозантной, но похотливой энергии старости.
7 августа.
«Русь» вспоминает мою статью 1882 г. о «Священной дружине». Верно передавая факты, в сущности лжет. То, что я предлагал, как масонство, совсем не то, что «Священная дружина».
…Кто на кого клевещет? Чорт ли на вас, или вы на чорта? не разберешь. Чорт стал честнее, чем люди, и стал теряться сплошь и рядом, дружась с негодяями, воображая, что встретил добродетельных людей, которых необходимо соблазнить. Оказывалось, что они соблазняли самого чорта и его запутывали.
* * *«Речь» говорит, что «мы (кто?) пережили своего рода политическое славянофильство или самобытничество». Хотели перевернуть мир при помощи революции и начать новую эру. Привыкнув к мечтаниям, огромная часть интеллигенции двинулась путем этих мечтаний и возможностей. Все полетит к чорту. История никогда никого не научила, я всякий должен учиться на собственном опыте. Опыт оказался неудачен.
* * *«Друзья слева» — кадетские друзья. Рассчитывали на стихию преждевременно, но и страх перед стихиею оказался напрасным. Традиционные силы правительства взяли верх. Укрепления оказались картинными, тактические приемы пришлось сдать в архив. Не физическая сила решает, но есть сила и «невесомых величин».
Революционеры, хотели победить физической силой, а кадеты дозволяли им делать опыт. Если б он удался, они пристали бы. Но он не дался, и они отстают.
* * *…«Смотри веселее!» (Рассказ Витте). Когда встречали гроб Александра III, Трепов командовал эскадроном и, обратившись к нему, крикнул: «Смотри веселее!».
8 августа.
Вчера и сегодня подучил несколько писем но поводу моего «Маленького письма» о масонстве. Были два автора очень дельных писем: Евг. Ник. Жуковский, войсковой старшина Сибирского казачьего войска (Омского) и Ник. Конст. Волков, товарищ прокурора Сибирского окружного суда.
Первый рассказывал о переселенцах, о спорах администрации между собой. Зима. Переселенцы выкапывают яму, накрывают ее хворостом или соломой в виде тюфяка и там живут. Тиф, оспа. Леса нет. Когда достал, — министерство земледелия недовольно. В Омске два лесных склада, один казенный, другой переселенческий. Довольно одного. На чиновников возлагается пропасть работы. Всякая инициатива считается несоответствующей чиновничеству, зато кто отписывается, тот и идет в гору. Переселенцы великоросы — ужасны. Малоросы лучше. Много немцев и латышей. Ездил с губернатором на пространстве 60 верст. Все немцы и ни слова по-русски. 8 руб. в день — мужик, баба и мальчик. Поработает три дня и уходит. — «Мне, — говорит, — на месяц достаточно». Не заботится о будущем.
* * *…В наше время надо много смелости и, главное, денег, чтобы говорить правду. Но у кого много денег, те совсем перестают говорить правду и начинают говорить ложь, а у кого их нет, тех преследуют, не дают говорить и т. д.
* * *…«Или все, или ничего» — чем хуже народу, тем лучше революции. Правительство переходило к представительству. Александра II убили. Постепенной реформы не хотим. Она хуже, чем ничего. Нельзя учиться, так как школа, не истинно демократична. Нельзя повиноваться никакой власти, пока она не перейдет в руки народа. Нельзя заниматься земледелием, пока вся земля не перейдет в руки народа. Нельзя работать на фабриках, пока не будет 8-ми часового рабочего дня. Жить нельзя, пока все не перестроится по образцу социалистов-революционеров. Не человек важен, а формула».
* * *Жуч. — Если б я был революционером, я бы с в вами не сошелся во взглядах. Между нами всегда бы стояла стена, через которую я не перелез бы на вашу сторону.
Цед. — А если б я перелез к вам? У меня хватило бы на это духу.
Жуч. — У меня не хватило бы. Не могу похвастаться.
Цед. — Вы уклоняетесь от прямого ответа на мой вопрос: если б я перелез? Как вы поступили бы?
Жуч. — Я попросил бы вас извинить меня и стал бы строить между нами новую стену.
Цед. — Я мог бы помешать вам в этой работе…
Жуч. — Каким образом?
Цед. — Не знаю… смотря по обстоятельствам.
Жуч. — Во всяком случае, я не уступил бы вам.
Цед. — Мы стали бы драться?
Жуч. — Или драться, или… я просто бы ушел от вас. Вы меня извините, пожалуйста, но во мне, вероятно, слишком много недостатков чисто русских… скажите — предрассудков, отсталости, варварства, но я устал от вас.
Цед. — Но русский антисемитизм выражается в таких грубых формах, что они осуждаются всем человечеством.
Жуч. — Я человек достаточно воспитанный, чтобы предпочитать идейные формы всяким другим.
