Моисей Кроль - Страницы моей жизни
Стоит здесь отметить, что никто из нас не чувствовал, что революция так близка. Мы видели, что народные массы вышли из состояния инерции, что они инстинктивно ищут возможности создать новые социальные и экономические отношения, и мы были готовы помочь им в их поисках, и поэтому мы боролись против царизма за политическую свободу, но что революция придет через несколько месяцев – этого никто из нас, кажется, не предполагал.
Как гром перед грозой было принято во всей России восстание матросов на броненосце «Потемкин-Таврический». Как обыкновенно, этот большой пролог русской революции 1905 года начался от случайного инцидента, который стоил жизни матроса. В маленькой записке, которую восставшие матросы оставили на мертвом теле убитого матроса, они объяснили причину своего восстания так: «Граждане одесситы, перед вами лежит тело матроса, которого бесчеловечно убил офицер корабля «Князь Потемкин-Таврический» только потому, что он отважился сказать, что борщ, приготовленный для матросов, несъедобный. Перекрестимся и восстанем за наши права. Смерть всем кровопийцам! Да здравствует свобода!» Эта прокламация была новой, примитивной. Она еще не дает понять чувство злобы и возмущения, которые заставили матросов поднять бунт. Еще не видно ясно, чего они хотят и какие у них надежды. В другой прокламации, через несколько дней, те же матросы обращаются ко всему миру, требуя прекращения войны в Маньчжурии и созыва Учредительного собрания на основе равного и тайного голосования.
Как известно, это воззвание было написано после того, как броненосцу удалось выйти в открытое море и достигнуть румынского порта. Во втором воззвании ясно слышен голос революционной борьбы. Это было возмущение, это был признак того, что пора правительству выполнить свое обещание, данное 18 февраля, созвать народных представителей, чтобы спасти Россию и вывести ее из того состояния, в котором она находилась.
Ясно, что погромы в деревнях, пожары и восстание потемкинских матросов заставили царя и его министров энергично заняться вопросом, как поскорее созвать представителей народа.
Был пущен слух, что специальное совещание под председательством самого царя вырабатывает проект конституции. В это же время узнали, что проект имеет влиятельных противников. Говорили также, что царь собирается созвать Земский собор. В конце июля уже знали, что проектируют собрать Думу с исключительными правами. Нам, евреям, влиятельные люди сообщили «радость», что, наверно, мы права выборов не получим, потому что Трепов, тогдашний диктатор России, настаивает, чтобы евреев не допустили к выборам. Понятно, что Трепов не был единственным на этом совещании, который считал, что евреи в реформированной России должны быть лишены гражданских прав. И так наш еврейский Центральный комитет оказался перед опасностью, что русские евреи останутся единственными среди народов России без права посылать своих делегатов в коллегию, о характере и структуре которой еще ничего неизвестно. Естественно, что наш ЦК решил всеми силами бороться за то, чтобы евреям дали право голоса наравне со всеми русскими гражданами. Это была тяжелая задача: выступать открыто с протестами и требованиями было опасно. Во-первых, потому, что информация, которую мы получили, была сугубо секретной, так как совещание было секретным и никто не должен был знать, что на нем происходит. Во-вторых, государство было еще достаточно сильно, чтобы не считаться с требованием евреев. Итак, еврейский ЦК решил использовать другие пути, попробовать повлиять на министров, чтобы они во время совещания добились права голоса для евреев.
Первым долгом подумали о Витте, который, как мы знали, осмеливался не соглашаться с Треповым и считал нецелесообразным подарить евреям равные с другими гражданами права. Еврейские деятели Слиозберг и Кулишер взяли на себя миссию договориться с Витте. Как и ожидали, Витте к нашей делегации отнесся дружелюбно и заверил ее, что постарается сделать так, чтобы у евреев не отняли права выборов. Но поскольку решение этого вопроса больше всего зависело от двух высокопоставленных личностей – Коковцева и Герарда, Витте дал Слиозбергу совет постараться попасть к этим двум сановникам и убедить их, что по справедливости евреи должны непременно получить право выборов в будущую Думу. Как мне помнится, с Коковцевым разговоры шли туго. Слиозбергу и Кулишеру пришлось вести долгие споры об еврейской проблеме. Коковцев считал, что было бы странно дать евреям право выборов в то время, как они ограничены в обыкновенных гражданских правах. Кроме того, Коковцев нашел, что было бы несправедливо дать возможность евреям участвовать в политической жизни России, потому что они не объединили все части России и не они создали мощное русское государство. Слиозберг ответил, что евреи не могли участвовать в создании русского государства, потому что их не допускали к государственной деятельности, но вместо этого они много сделали для экономического положения России. Это должен признать каждый беспристрастный государственный деятель. Дискуссия продолжалась целый час и кончилась тем, что Коковцев дал понять, что он не выступит против предложения дать евреям право голоса. Герард сразу обещал, что он будет голосовать «за».
Вот эти переговоры проводились как раз в тот день, когда совещание должно было принять проект Булыгина и решить вопрос о евреях. Часов в шесть вечера Коковцев позвонил Слиозбергу и сообщил ему, что совещание, с согласия царя, решило подарить евреям равные со всеми гражданами права. Это была большая радость, нас миновало глубокое унижение.
Остается только добавить к этой истории с визитами к министрам одну деталь, о которой Слиозберг не упоминает в своих записях. Он, наверно, об этом факте забыл. Уже после того как закон Булыгина о Государственной думе был провозглашен, в наши руки попал секретный меморандум, в котором заключалось объяснение причины, почему правительство нашло нужным пойти навстречу всем слоям русского народа и выработать проект созыва народных представителей, которые будут принимать участие в государственных делах. В этом меморандуме было ясно сказано, что надо подарить евреям право голоса, чтобы их успокоить. Гонения и бесправие, от которых евреи страдают в России, вызывают большое недовольство у еврейской молодежи и гонят и гонят их в ряды революционеров. В последний год революционные настроения среди еврейской молодежи особенно увеличились. Отнять у евреев право голоса значило углубить эти настроения и создать опасное положение неожиданных революционных выступлений. Дать евреям права значило внести успокоение в еврейских городах и местечках. Приблизительно так объяснял меморандум тот факт, что несмотря на антисемитские чувства правительство решило дать евреям эту льготу – важные политические права.
