Рене Кастр - Бомарше
Если вы в своем гневе сможете проявить великодушие и откликнуться на зов моей души, то отдайте мне, сударь, картину с изображением Страшного суда. Это прекрасное полотно, по моему мнению, просто создано для того, чтобы украсить мою домовую церковь. Таким образом вы так же отомстите мне, как я отомстил вам. Если вам понадобятся дополнительные сведения или даже мое содействие в покупке этой обители, только скажите, и я сделаю все, что вы захотите, так как, хотя, сударь, я и являюсь самым беспощадным из ваших врагов, но, как уверяют, смеясь, мои друзья, я самый лучший из злых людей.
Бомарше».
На это письмо, раскрывшее самые глубокие тайники души его автора, Мирабо немедленно прислал ответ:
«Нужно быть излишне самовлюбленным, таким, каким я был не так давно, чтобы медлить с ответом на столь любезное письмо. Помимо чистосердечия того возраста, о котором вы вспоминали в своем письме, оно дышит весельем и лукавством, и никогда еще самые лучшие побуждения не были выражены в более занятной форме. Конечно же, полотно, столь поразившее ваше воображение на всю жизнь, заставлявшую вас порой забывать о Страшном суде, будет вашим, если я заполучу эту обитель; мое стремление к этому возрастает еще по одной причине: я хочу, чтобы вы лично приехали на развалины ризницы и признали, что нет неискупимой вины и вечных обид.
19 сентября 1790 года.
Мирабо (старший)».
Последнее письмо Бомарше завершает эту короткую переписку:
«Сударь, ваше письмо тронуло меня гораздо больше, чем сам я решаюсь в том себе признаться… Поскольку вы благосклонно отнеслись к моей шутке, примите мои самые искренние уверения, что прошлое полностью забыто. Устройте в знакомой мне с давних времен ризнице столовую, и я с радостью приму от вас приглашение на скромную гражданскую трапезу. Благодаря революции ушла в прошлое традиция роскошных пиров, и мы чувствуем себя богаче от того, что больше нет необходимости, тщеславия ради, идти на такие расходы, которые истощали наши средства, не принося взамен настоящей радости. Сделайте благое дело, восстановите этот уголок; он всегда будет прекрасен, лишь бы вы поскорее завершили это дело.
Примите наилучшие пожелания от возделывателя сада.
Бомарше».
Такова эта трогательная переписка, ни во что в результате не вылившаяся, поскольку Мирабо вскоре неожиданно скончался, так и не став владельцем обители монахов-францисканцев; но сами эти письма позволяют нам проникнуть в тайники души их авторов!
Глава 43
ТРЕТИЙ БРАК (1786)
Выйдя из тюрьмы Сен-Лазар, Бомарше, уставший от борьбы, вновь почувствовал вкус к семейной жизни. Хотя ему было всего пятьдесят три года, он уже начал ощущать вокруг себя некоторую пустоту, теряя друзей, поскольку, по меркам XVIII века, его возраст превысил среднюю продолжительность жизни. Один за другим покинули этот бренный мир несколько самых дорогих ему людей: в 1782 году умер маркиз д’Аржансон, в его Ормском замке Бомарше не раз останавливался во время своих поездок по портовым городам атлантического побережья; через год за ним последовал Тевено де Франси, едва успевший вступить при дворе в должность, которую великодушно уступил ему патрон. Примерно в то же время Бомарше потерял и двух племянников: во цвете лет ушли из жизни сыновья его сестры, жившей когда-то в Испании.
Двум оставшимся у него сестрам Пьер Огюстен решил преподнести долгожданный подарок: узаконить положение своей дочери Евгении, женившись на ее матери — г-же де Виллер.
Идея эта была не нова. Еще в 1782 году Бомарше разыграл спектакль в духе Грёза и Дидро: он собрал всю семью и перед лицом Терезы де Виллер объявил близким о своем намерении вознаградить, дав ей свое имя, любящую его женщину, которая стала самой преданной спутницей его жизни. Но вот трогательная сцена сыграна, занавес упал, а Тереза так и осталась матерью-одиночкой. Все говорит о том, что в этот самый период у Бомарше были другие многочисленные любовные связи, по всей видимости, с актрисами, поскольку он постоянно вращался в театральной среде.
А меж тем ни материнство, ни волнения, связанные с ее двусмысленным положением, в котором она пребывала уже более десяти лет, не сказались на красоте и привлекательности Терезы де Виллермавлаз. Мужчины продолжали оборачиваться ей вслед, но она отвергала все ухаживания, не позволяя себе никакого кокетства. При этом она никогда не скрывала, что предпочитает мужское общество женскому, находя его более полезным для своего ума. Но она прекрасно умела держать дистанцию. «Моя живость и веселый нрав помогают мне найти верный тон в любой ситуации, — как-то призналась она одной из подруг. — С молодыми людьми я полна жизни, с мыслителями — вдумчива, с сумасшедшими — хохочу до слез, а с занудливыми стараюсь, по возможности, отвлечься на что-нибудь другое, чтобы поскорее о них забыть».
Сохранилось множество писем г-жи де Виллер, они отличаются глубоким содержанием и прелестным стилем. Достоинства просвещенной женщины органично сочетались в Терезе с ценными качествами хорошей хозяйки большого дома. «Подобно солнцу и луне, никогда не нарушающих своего размеренного движения», вела она свой домашний корабль решительной рукой, больше заботясь об интересах хозяина, чем о своих собственных. Как многие ее современницы, она обожала природу и радости деревенской жизни и проявила себя такой же прекрасной фермершей, какой была конторской служащей. Часто покидаемая Бомарше, Тереза научилась мириться со своим относительным одиночеством. Она не стремилась к созерцательному образу жизни, считая его «недостойным человека», и осуждала чрезмерную набожность Жюли, ставшей вдруг проповедницей добродетели, но при этом не впадала она и в эпикурейство, свойственное ее возлюбленному. Она много читала, отдавая предпочтение авантюрным романам, самым любимым из которых был «Тристрам Шенди». «Оставим сутану ради темляка», — частенько повторяла она. Эта чувствительная женщина была нежно привязана к Пьеру Огюстену и всегда была верна своему чувству, несмотря на все обиды, что ей приходилось терпеть от своего избранника. Нет сомнений, она глубоко страдала от того двусмысленного положения, в котором оказалась из-за своей чрезмерной любви.
И вот, наконец, Бомарше решился-таки узаконить свой союз с Терезой. Этот брак мог бы стать для нее скромным вознаграждением за все годы терпения и выражением законной благодарности, но Пьер Огюстен со свойственной ему бестактностью и здесь умудрился все испортить из-за своей любви к публичности и саморекламе.
Церемония бракосочетания состоялась в церкви Сен-Поль в присутствии лишь самых близких новобрачным людей, что было продиктовано правилами приличия, поскольку любовная связь их давно была известна всему Парижу, а их общему ребенку было почти десять лет. Зато, что касается официального объявления об этом браке, то Бомарше сделал его в такой форме, что заставил смеяться парижан и глубоко страдать свою жену: он опубликовал в газете письмо, якобы написанное им новоиспеченной супруге перед своим отъездом в Кель:
