Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем
Европейский суд по правам человека дважды требовал от России принятия оперативных мер для исправления крайне опасной ситуации, но успехов в этом не достиг. Вот что было затем указано в постановлении от 22 декабря 2008 года по делу «Алексанян против Российской Федерации»:
• 21 декабря 2007 года Суд, изучив представленные ему доказательства, решил получить дополнительную информацию о состоянии здоровья заявителя. Он указал… что Правительство и заявитель должны сформировать двустороннюю медицинскую комиссию, которая ответит на ряд вопросов, поставленных Судом. Правительство ответило, что создание такой комиссии противоречит внутреннему законодательству. Однако оно не сослалось ни на какой закон, который препятствовал бы обследованию больного смешанной медицинской комиссией, в которую войдут врачи по его выбору. Суд далее отмечает, что здоровье заявителя несколько раз обследовалось смешанными комиссиями, состоящими из врачей различных клиник. В любом случае Государство не должно отказывать в возможности получения медицинской помощи из других источников, таких как семейный врач лица, содержащегося под стражей, и другие квалифицированные врачи. В таких обстоятельствах Суд считает, что отказ Правительства сформировать смешанную медицинскую комиссию носил произвольный характер. Поэтому Суд сделает неблагоприятные выводы из отказа Государства принять неотложные меры.
• Суд заключает, что по крайней мере с конца октября 2007 года состояние здоровья заявителя требовало его перевода в больницу, специализирующуюся на лечении СПИДа. Больница изолятора не была подходящим учреждением для этих целей.
• В качестве заключительного анализа Суд считает, что власти страны не позаботились достаточно о здоровье заявителя, с тем чтобы обеспечить обращение с ним, не нарушающее статью 3 Конвенции, по крайней мере, до его перевода во внешнюю гематологическую больницу 8 февраля 2008 года. Это подорвало его достоинство и вызвало за собой особенно тяжелые испытания, причинив ему страдания, выходящие за рамки страданий, неизбежно сопряженных с тюремным заключением и болезнями, от которых он страдал, что являлось бесчеловечным и унижающим достоинство обращением. Таким образом, имело место нарушение статьи 3 Конвенции.
Остается только добавить, что статья 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод называется «Запрещение пыток».
Кстати, в резолютивной части процитированного постановления ЕСПЧ было и такое предписание российским властям: предварительное заключение заявителя должно быть прекращено. Помимо состояния здоровья Алексаняна, ЕСПЧ обратил внимание еще и на отсутствие надлежащих оснований для содержания его под стражей, признав также нарушение и статье 5 Европейской конвенции. Только одна цитата по данному поводу: «Факты, касающиеся положения заявителя, указанные в решениях судов (а именно то, что у заявителя была работа, он постоянно проживал в Москве и воспитывал несовершеннолетнего сына), говорили в пользу его освобождения, а не наоборот».
Когда ЕСПЧ начал требовать принятия оперативных мер в отношении Алексаняна, следствие вынуждено было озаботиться его судьбой и действительно предприняло некоторые меры для освобождения тяжелобольного человека. По нашим данным, следователь, в чьем производстве находилось уголовное дело, сам выступил с инициативой изменения меры пресечения и получил в этом поддержку своего начальства. Он столкнулся с тем, что Алексанян, зрение которого с детства было неважным, а в условиях СИЗО существенно ухудшилось, самостоятельно не мог читать материалы уголовного дела и этим пришлось заниматься самому следователю, оглашая их вслух. Обратимся вновь к воспоминаниям адвоката Геворга Дангяна: «…Тем временем следствие было завершено. Василий чувствовал себя с каждым днем все хуже, но он должен был ежедневно знакомиться с материалами дела. Сам он читать не мог, ему читали вслух, но даже так он уже плохо воспринимал. Каждый день врач измерял Алексаняну температуру, фиксировал – “38” – и давал справку, что он не может участвовать в следственных действиях. Но, несмотря на высокую температуру, боль и эти ежедневные справки, Алексаняна поднимали и вели из инфекционного отделения больницы ИЗ-77/1 к следователю».
31 октября 2007 года руководитель главного следственного управления следственного комитета Довгий, принимая во внимание состояние здоровья Василия Алексаняна, дал свое письменное согласие на изменение в отношении его меры пресечения на более мягкую, не связанную с лишением свободы. Но чтобы перестраховаться и не брать на себя всей полноты ответственности, следователь обратился в Басманный суд с ходатайством о замене ареста на залог. Однако 2 ноября 2007 года судья отказался принять такое решение, указав, что в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом вопрос об освобождении подозреваемого под залог – это компетенция следователя, в производстве которого находится дело.
К тому времени ситуация сильно поменялась. По некоторым данным, генеральный прокурор, у кого из ведения незадолго до описываемых событий было изъято предварительное следствие, узнав о намерениях сотрудников вновь созданного следственного комитета, с которым у органов прокуратуры сразу не сложились отношения, нашел куда пойти пожаловаться и сообщить, что следователи якобы намерены развалить с таким трудом расследованное дело одного из активных членов юкосовской орг-группы – Василия Алексаняна. Реакцию на такой демарш нетрудно было предсказать. У следователя напрочь пропало желание заниматься освобождением подследственного, и поэтому 15 ноября 2007 года суд в очередной раз продлил срок предварительного заключения Алексаняна.
Как впоследствии выяснилось, этому способствовала еще и позиция, занятая председателем Следственного комитета при прокуратуре РФ Александром Бастрыкиным. В ходе суда над Дмитрием Довгием, обвинявшимся во взяточничестве, выступавший летом 2009 года в Мосгорсуде в качестве свидетеля Бастрыкин пояснил, что попытка освободить Алексаняна дала ему повод усомниться в добропорядочности своего подчиненного. Что вызвало, по словам самого Довгия, резко негативную реакцию главы следственного комитета. Ситуация воистину поразительная: процессуально самостоятельное лицо, каковым является по закону следователь, должен свои действия согласовывать со всей начальственной вертикалью, а попытка добросовестно исполнить предписания ЕСПЧ (про требования российского процессуального законодательства и вспоминать не приходится!) трактуется едва ли не как опасный должностной проступок.
