Владимир Шигин - Лжегерои русского флота
1. В бытность капитаном Добровольческого флота Шмидт весьма часто бывал в Одессе и был избираем сопредседателем товарищества капитанов. В случае неудачи восстания Шмидт хотел уйти на «Очакове» именно в Одессу, о чём он и рассказал в ходе следствия. «Меня в Одессе ждут матросы, которые не могут без меня объединиться, у них нет подходящего человека», — писал Шмидт одному из своих соратников. Поэтому, то, что Шмидт был весьма хорошо знаком с тамошними «демократами», сомнений не вызывает.
2. Показательно, что именно в Порт-Саиде транспорт «Иртыш» получил почту за несколько месяцев похода. Вполне возможно, что в одном из писем Шмидту и была поставлена задача — немедленно бросить эскадру и возвращаться как можно ближе к Одессе, чтобы быть в нужном месте в нужный момент.
3. Непонятное дезертирство с промотанием денег. Присутствие во всём этом весьма сомнительной дамы киевлянки Иды Ризберг, которая вполне могла быть связной между еврейским комитетом и Шмидтом. Возможно, что она должна была просто укрыть нашего героя от возможных поисков его за участие в июньских событиях 1905 года в Одессе. При этом Ризберг вполне могла быть использована именно для того, чтобы специально влюбить в себя «странного» лейтенанта. В мировой разведке и революционном движении примеров тому немало. Небезынтересно и то, что Ризберг была единственной, кто был допущен на свидание к арестованному Шмидту помимо его сестры. Кто и почему это разрешил? Как и о чём проходила эта беседа? Описание беседы в изложении самой Ризберг не есть истина. Какова во всём этом роль адвоката Шмидта, известного одесского юриста и деятеля «Бунда» Винберга, который, кстати, был хорошо знаком с Ризберг?
4. В связи с этим весьма интересно письмо к Шмидту ещё одной его знакомой, некой «м-м Райх», которая пишет, что в Севастополе ходит упорный слух, будто Шмидт принял в Одессе командование мятежным «Потёмкиным». Но ведь шёл ещё июнь 1905 года! В это время Шмидт только что прибыл на Дунай из Петербурга и на Черноморском флоте никогда ранее не служил. Каким образом и кто мог назначить его командиром мятежного корабля. Естественно, что только некая организация, контролировавшая как действия «Потёмкина», так и действия самого Шмидта. В письме к З. Ризберг Шмидт, рассказывая о содержании письма Райх, даёт понять, что не видит ничего противоречащего в том, что его выдвигают на роль вождя в восстании флота. Это тоже весьма удивительно.
5. Никто никогда не мог в точности определить истинные политические взгляды Шмидта. Высказывания Шмидта о его собственных взглядах весьма противоречивы. Доподлинно известно только то, что он был активным сторонником созыва Учредительного собрания. Определённое сомнение вызывает и усиленно культивируемый образ Шмидта как романтика одиночки, готового принести себя в жертву. Бегство Шмидта с «Очакова», его речи на суде заставляют усомниться в этом.
6. В материалах следствия есть и весьма определённое признание Шмидта в том, что в случае победы восстания он планировал послать боевые корабли во все черноморские порты и свергнуть там царскую власть, затем захватить Крым и поставить на Перекопе сильные артиллерийские батареи. Так что планы Шмидта вполне схожи с планами вышеупомянутого Одесского комитета.
7. В связи с рассматриваемым нами вопросом кажется весьма не случайным и назначение на должность командира «Очакова» некого боцманмата Исаака Уланского, жившего до службы в Одессе. Исаака Уланского в 1905 году, кстати, не казнили, а лишь приговорили к каторге. В 1937 году И. Уланский был всё же расстрелян. Кроме этого на «Очакове» находился некий одесский пропагандист Г. Ялинич, переодетый матросом. А в самый канун восстания на крейсер пароходом «Пушкин» прибыли ещё два студента-боевика из Одессы: А. Пятин и П. Мойшев (Моишеев).
8. Обращает на себя внимание тот факт, что планы Одесского комитета по созданию в Крыму и Новороссии независимой еврейской республики вовсе не закончились 1905 годом. В середине 20-х годов в советской прессе началась оживлённая дискуссия о праве советских евреев на автономию. В качестве места этой автономии был выбран, конечно же, Крым. Однако знаменитое Ялтинское землетрясение 1927 года несколько остудило пыл автономщиков, но ненадолго. Вопрос об автономии поднимался и в тридцатые годы, пока Сталин не распорядился образовать её в Южной Сибири. К вопросу о еврейской автономии в Крыму вернулся ещё раз уже в 1946 году еврейский антифашистский комитет во главе с Михоэлсом и Эренбургом. Но и тогда ничего не получилось, и Крым был заселён переселенцами из наиболее пострадавших в годы войны областей России.
9. Теперь о версии запланированного в случае неудачи восстания бегства Шмидта в Турцию. Вскоре после суда над Шмидтом на имя его сестры из Турции пришло письмо, подписанное 28 членами некой боевой организации турецких офицеров из эмигрантов черкесов (нынешних чеченцев), которые, поливая грязью Россию, русскую армию и казачество, называли Шмидта своим верным боевым товарищем и сподвижником, делу которого они останутся верны… Что имели в виду турецкие офицеры, уж не деятельность ли Шмидта по разрушению российской государственности?
В 1925 году всесильный Лев Троцкий велел поднять Шмидта на щит. Так как это был единственный революционный морской офицер, то в назидание всему морскому офицерству набережная Невы возле Морского кадетского корпуса и мост были названы именем лейтенанта Шмидта. Одновременно двенадцать (!!) кораблей и судов СССР получили имя «Лейтенант Шмидт». Такой чести ни до того, ни после не удостаивался никто. Флотская общественность отнеслась ко всему этому далеко не однозначно.
Уже в начале тридцатых годов в РККФ (Рабоче-Крестьянском Красном Флоте) на партийных и комсомольских ячейках шла весьма оживлённая дискуссия, оставшаяся в протоколах, «Об отношении к лейтенанту Шмидту». Почему пропагандисты и агитаторы вдруг взялись за давно «почившего в бозе» лейтенанта? Не потому ли, что в РККФ ещё было много тех, кто прекрасно помнил события ноября 1905 года и истинную роль в них «красного лейтенанта» и они не молчали на этот счёт! В то же самое время в ленинградском военно-морском училище имени Фрунзе, расположенном рядом с мостом через Неву, получившем вдруг ни с того ни с сего имя Шмидта, постоянно велась активная разъяснительная работа о правомерности наименования моста именем «героического красного лейтенанта». Почему велась? Да всё потому же! Слишком много было среди тогдашних преподавателей тех, кто ещё лично знал Шмидта и рассказывал о нём правду курсантам. Их рассказы и были расценены как проявление скрытой контрреволюционной деятельности рассказчиков и политической незрелости слушателей.
