Владимир Шигин - Лжегерои русского флота
4. Недоверие нижних чинов к офицерам, коренящееся в социалистическом направлении современной крестьянской молодёжи и фабричного населения на почве экономической ситуации на юге России. Недоброжелательные чувства и недоверие к помещикам и капиталистам переносят на офицеров при поступлении на службу.
5. Недоверие офицеров к нижним чинам вследствие чрезвычайной скрытности и исполнительности по службе агитаторов революционной пропаганды среди нижних чинов.
6. Сравнительно большая развитость умственная и большая восприимчивость южан, из которых комплектуются черноморские команды.
7. Взаимное недоверие гл. командира адмирала Чухнина и начальников его сотрудников, увеличивающееся неприветливым характером адмирала, встречающего глухое сопротивление в подчинённых в деле укрепления дисциплины.
8. Отсутствие сознания военных целей Черноморского флота и международного соревнования вследствие закрытия проливов и характера местного флота.
9. Морской ценз, выдвинувший при общей нивелировке способностей офицеров особую группу черноморских офицеров из Николаевских юнкерских классов — хуторян, занимающихся более своими имущественными делами, чем флотом.
10. Двоевластие между морскими и военными властями в исключительных обстоятельствах. Передача власти генералу Меллер-Закомельскому, а затем коменданту крепости при осадном её положении умалили значение главного командира и его обаяние.
11. Чрезмерное развитие береговой службы и казарменной жизни в ущерб судовой службе.
12. Некоторые бытовые условия черноморских команд, а именно женатые нижние чины, которых очень много, и семьи которых живут в Корабельной слободке».
Как видим, выводы очень трезвые и правильные. А вскоре произошло и первое покушение на Чухнина Террористка Е. Измайлович пришла к нему на приём, выдав себя за дочь отставного адмирала, и в упор выстрелила в Чухнина четыре раза из пистолета, но тот успел в последний момент прикрыться рукой. И хотя все пули в него попали, Чухнин чудом остался жив.
— Это за Шмидта! — прокричала Измайлович, убегая.
Второй раз в ещё не оправившегося от ранее полученных ран вице-адмирала стрелял несколько месяцев спустя на даче из-за кустов матрос-эсер. На этот раз обе нанесённые раны оказалась смертельными. Смертельно раненный в грудь, вице-адмирал жил ещё сутки и, будучи всё время в сознании, держался очень мужественно. Уже умирая, Чухнин всё никак не мог поверить, что в него стрелял матрос… На смерть главного командира Черноморского флота Николай Второй прислал телеграмму: «Глубоко опечален горестною вестью о смерти уважаемого Григория Павловича, потеря его очень тяжела для меня и для флота…»
Как командующего флотом, погибшего при исполнении воинского долга, вице-адмирала погребли в знаменитом Владимирском соборе, усыпальнице многих знаменитых адмиралов. Само погребение происходило при огромном стечении людей. Там же, во Владимирском соборе, в 1909 году, как герой обороны Севастополя, будет похоронен и престарелый адмирал Владимир Петрович Шмидт, так и не оправившийся после позора, нанесённого его старшим племянником.
В родственных делах Шмидта присутствует один весьма мутный момент. Есть сведения, что помимо двух родных братьев (отца и дяди Петра Шмидта) у них имелся и некий кузен (то ли двоюродный, то ли троюродный брат) Шмидт, занимавшийся предпринимательством. Сын этого Шмидта (тоже, естественно, Шмидт) был уже достаточно известным и богатым фабрикантом. Насколько тесно общались Шмидты-моряки со Шмидтами-предпринимателями, нам неизвестно. Но какие-то связи скорее всего всё же были.
Шмидт-фабрикант по духу вполне соответствовал своему троюродному (или четвероюродному) брату Петру Шмидту. Как и последний, фабрикант был психически ненормальным человеком (этот факт говорит о том, что психические отклонения в роду Шмидтов, видимо, были наследственными). Дальние родственники даже лечились в одних и тех же психиатрических лечебницах. Как и Шмидт-моряк, Шмидт-фабрикант активно участвует в событиях 1905 года (возможно, троюродные браться даже как-то взаимодействовали).
Увы, судьба фабриканта была не менее печальной, как и его родственника-моряка. Миллионера также использовали революционеры, пока он был нужен, а потом уничтожили. Отличие состояло лишь в том, что Шмидта-моряка использовали как офицера-изменника, а от фабриканта революционерам были нужны только деньги.
Находясь в тюремной психушке, Шмидт-фабрикант по чьему-то внушению отписал все свои капиталы Социал-демократической партии, после чего почему-то сразу умер. То ли уголовники зарезали, то ли сам зарезался, но как-то очень уж вовремя. Родственники Шмидта это странное завещание, разумеется, пытались опротестовать, ссылаясь на психическую невменяемость фабриканта. Тогда революционеры занялись сестрой покойного Елизаветой, чтобы та уступила им свою долю наследства. Однако Елизавета была ещё несовершеннолетней и деньгами поэтому распоряжаться не могла. Но выход был всё же найден. Сожителем Елизаветы стал некто Арон Шмуль Рефулов (Михаил Таратута). Он уговорил девочку вступить в фиктивный брак с социалистом Игнатьевым, что сняло проблему несовершеннолетия. Доступ к шмидтовским деньгам был получен.
…Пётр Шмидт добился того, о чём мечтал всю свою жизнь, — он стал знаменит. Имя его облетело всю Россию. Каких только возвышенных слов не писали о нём.
Вот лишь некоторые выдержки воспоминаний о Шмидте уже знакомого нам его адвоката А. Александрова: «Чтобы передать его „светящееся“ лицо (!)… нужна кисть великого художника, я весь отдался непосредственному созерцанию. Лицо Шмидта говорило о вечности… Он двигался с необычайной лёгкостью, точно не прикасаясь к земле (!)… Манерой держать себя, он напоминал пленённого льва… Он сообщал какое-то магнетическое очарование… Сила ораторского дарования Шмидта не поддаётся описанию… Когда Шмидт говорил, то казалось, присутствуешь при творимой легенде. Его голос, высоко и гордо поднятая голова, его процесс мышления, красочность слов, — это всё легенда, баллада, сказка из-за облачных высот… (!) Когда судьи… со слезами (?!) слушали величайшего трибуна, тогда был момент, что не трудно было потерять рассудок… (!) Если бы Шмидт крикнул в эти минуты часовым: „Арестуйте или убейте судей!“ — его слова были бы для них законом…» и так далее.
Наверное, так возвышенно и проникновенно не писалось даже о Святых Угодниках. Именно так, как признаёт сам автор, и начинала твориться великая легенда о «красном лейтенанте», легенда, просуществовавшая вот уже более ста лет.
