Г Владимов - Генерал и его армия
Потом они узнают, потом объяснят им, что это было великое наступление.
Генерал вытер пальцами под глазами и увидел перед собою адъютанта вытянутого, как палку проглотил, с генеральской шинелью на локте.
- Товарищ командующий, - сказал Донской построжавшим голосом. И поправился, нарочито выделяя новое обращение: - Товарищ генерал-полковник... Виноват, но все-таки ехать пора. Тут уже, в конце концов, я отвечаю.
Генерал молча кивнул. Дал себя одеть в шинель, нахлобучил фуражку.
- Ожидается, что мы сегодня прибудем, - напомнил Донской, застегивая на нем пуговицы. - Хорошо бы до одиннадцати. Время есть, но нужно же в себя прийти.
- Хорошо бы, - сказал генерал.
Он шел к машине охотно, даже покорно, слегка поддерживаемый адъютантом под локоть. Люди, которых он смутно различал, сразу отчего-то притихшие, расступались перед ним широким коридором. Внизу, под насыпью, Шестериков торопливо совал в мешок стопки, вилки, ножи, салфетки, сворачивал скатерть, плащ-палатку, шинель. С двумя громоздкими свертками он поднялся к машине и сунул их за передние сиденья, под ноги адъютанту и себе.
- Получше не мог уложиться? - спросил генерал.
- Фотий Иваныч, дак тут ехать-то сколько...
- Сколько б ни ехать, а фронтовую укладку соблюди. Чтоб ничего не торчало, ноги бы не мешало вытянуть.
- Ну, я на колени возьму.
- Не надо на колени.
Генерал заговорил строго, посверкивая глазками из-под насупленных бровей; в нем появилась какая-то мрачная решимость, и адъютант Донской почувствовал в груди некое замирание: "Никак, он сразу туда решил ехать". Это даже восхитило Донского - в высочайшее присутственное место заявиться вот такими, как есть, на заляпанном "виллисе", во всем повседневном, полевом, пропахшими грязью дорог, потом, бензинной гарью, немножко и коньячком - тоже не повредит в такой день! - пропахшими фронтом. И еще бы разыграть, что не слыхали о Приказе, пусть-ка сначала им сообщат, поздравят. Если в том и есть генеральская дурь, то - высокого свойства. Интересно, подумал он, из ста генералов сколькие так бы и поступили? А сколькие - не посмели бы?
Однако ж генерал сто первый, лучше всех изученный Донским, поставил ногу в "виллис" и спросил водителя:
- Как у тебя с бензином, Сиротин?
- До Москвы-то? - Сильно порозовевший Сиротин, переваливая малопослушные ноги с асфальта к педалям, беспечно рассмеялся. - Да на нейтралке с горушки домчим, даже без зажигания. На одном, тарщ командщ, эн-ту-зи-азме!
- А до Можайска? - спросил генерал. - Хватит без заправки?
В груди адъютанта Донского явственно что-то стало опускаться.
- Товарищ командующий... Виноват, но - Москва! Нас ведь сегодня в Ставке ждут...
- Кто? - спросил генерал, тем же мстительным голосом, каким он кричал про чиханье с косогора. - Кому там без нас не прожить? Ставка нам уже все сказала. Сам сказал!..
- Еще раз виноват... Хоть я и перебрал малость,- последнюю фразу Донской произнес с нажимом, - но осмелюсь настаивать. Это чрезвычайно важно! Вы же потом с меня взыщете...
Генерал, широко взмахнув рукою, показал ему на репродуктор. Победные марши смолкли, из черного раструба изливалась тягучая печальная мелодия.
- Вот это мы приняли? - спросил он, глядя в упор в бледнеющее лицо адъютанта. - Звезды на грудь и на плечи - приняли, я спрашиваю? То, что ты говоришь - "свое"... Значит, и все остальное должны принять! Кровь пролитая, люди погибшие - не зовут тебя, майор Донской?
Шестериков, укладывавший возимое добро в бортовые коробы, выпрямился и поглядел на генерала с удивлением, с восторгом, но и с мольбою.
- Ставка-то - Бог с ней, оно и лучше туда носа не казать. Но неужто домой не заедем? Фотий Иваныч, дочек не повидаем? Майю нашу Афанасьевну - не порадуем? С меня не то что вы - она с меня взыщет!
- Порадуются и без нас, - буркнул генерал. - Приказ небось уже слышали. Что мы им другого скажем?
Он поглядел на Москву, всю в проплешинах от лучей бледного холодного солнца, проникавших в разрывы облаков. Он поглядел на нее без всякого интереса, и это яснее всего сказало Донскому, что убеждать его, соблазнять чем бы то ни было - бессмысленно: ни тем, что им все-таки есть резон хоть показаться в Генштабе и кое-что разведать, ни тем, что они вполне бы могли, без особенных угрызений, провести сутки в Москве, хлебнуть столичного воздуха и увезти кое-какие воспоминания, ни даже несколькими часами дома, с семьей, которую генерал может и до конца войны не увидеть. А то и вовсе не увидеть.
- Так чего, заводить? - спросил Сиротин. - Куда поедем?
- Указан тебе маршрут, - сказал Донской потухшим голосом.
До Сиротина, однако, не все дошло толком. Он смотрел на домишки и сады Кунцева и улыбался.
- Эх, да как же не погулять, салют не поглядеть, в кои-то веки? На метро не прокатиться? Был я в белокаменной или не был?
Генерал, грузно усаживаясь, отвечал ему еще сдержанно:
- Нагуляешься, Сиротин. После войны. Ребенок ты? Не видал, как из пушек бабахают? Давай заводи.
Но и запустив мотор, Сиротин еще не все до конца понял.
- А может, сгоняем? Ну, на часок хотя бы... Ведь дело ж какое!..
Генерал, багровея, затрясся от гнева.
- Что, совсем окосел? Трезвей у меня щас же, мобилизуйся! Какое у тебя там дело? У тебя на фронте все твои дела! В армии! Понял? И крути назад! Крути, говорю!
Сиротин поспешно схватился за рычаг, со скрежетом включил передачу. Выкручивая руль до отказа, он взглядывал на генерала испуганными глазами, словно с недобрым предчувствием; лицо его было несчастное, едва не плачущее. Люди, все видевшие и слышавшие, медленно расступались перед широким тупым рылом "виллиса". Солдаты-зенитчики поднесли ладони к каскам, женщины крестились. Темноликая бабка, поднявши троеперстие и кланяясь, крикнула шепеляво: "Сохрани вас Господь, касатики!.."Лица у всех были печальны, точно бы на них отражалась истекавшая из черного раструба тонкая пронзительная щемящая нота.
Генерал, против устава, всем откозырял сидя.
Адъютант Донской, стиснутый, скорчившийся на заднем сиденье, чувствовал в душе уязвление - оттого, что не разгадал эту очередную дурь. Вина, разумеется, была его, но винил он в своей ошибке почему-то генерала, которому не преминул съязвить:
-- А хорошо бы, товарищ командующий, нас на первом КПП* не завернули без надлежащего предписания.
* Контрольно-пропускной пункт.
- Нас-то? - Генерал не оглянулся, а лишь откачнул голову назад. - А хотел бы я посмотреть тому в рыло, кто нас от войск завернет. Черта ему лысого, хренушки - нас теперь от армии отставить! Успеть бы только, успеть... Нам бы вчера там быть. Давай, Сиротин, жми!
Круто вильнув и оставив на шоссе две синусоиды грязи с обочины, "виллис" взревел и пошел, набирая ходу, в сторону Можайска. Еще раз, из-под брезента, с отчаянием на лице, оглянулся водитель Сиротин. И более все четверо на Москву не оглядывались. Траурный марш отдалялся и затихал, все сильнее бил в стекло и хлопал брезентом ветер.
