Жак Аттали - Карл Маркс: Мировой дух
Потом Карл стал задыхаться от одиночества и печали. Он пишет Лауре, только что поселившейся с Полем Лафаргом в Энгиене, что приедет «отдохнуть» в Париж и поселится у нее, чтобы не докучать больной Женнихен, которая живет теперь совсем рядом, в Аржантее. В этом письме у него вырвалась необыкновенная и трогательная фраза: «Я называю покоем „семейную жизнь“, детские голоса, весь этот „микроскопический мирок, который гораздо интереснее макроскопического мира“».
«Гораздо интереснее макроскопического мира»… Весьма трогательное суждение для человека, пожертвовавшего всем, даже тремя детьми, во имя изучения законов мира и воздействия на него!
Он высадился в Марселе 5 мая 1882 года, в тот самый момент, когда французский экспедиционный корпус в 700 человек отправлялся оттуда в Тонкий, а Поль Дерулед[61] основал «Лигу патриотов».
Приехав к Лауре, Маркс узнал, что Женнихен совсем плоха. Он метался от одной к другой и терял ощущение реальности. Спорил о политике с Лонге и Лафаргом; последний в октябре вышел вместе с Ж. Гедом из Рабочей партии, чтобы основать Французскую рабочую партию (ФРП) на съезде в Роанне. Диссиденты из ФРП основали Федерацию французских трудящихся-социалистов, в которую вошли анархисты и реформисты, получившие прозвище «поссибилистов». В том году во французский язык впервые вошло слово «марксизм», уже давно использовавшееся в Интернационале; его употребил Поль Брусе в брошюре «Марксизм в Интернационале». В Каннах скончался Луи Блан[62]; Третья республика устроила ему похороны государственного масштаба. Отныне социализм получил признание.
Карла воодушевили новые опыты Марселя Депре, которому удалось впервые передать электроэнергию на расстоянии по высоковольтным проводам между Мисбахом и Мюнхеном. Маркс видел в этом будущее социализма, о чем и написал Энгельсу. Он также узнал о том, что Роберт Кох открыл бациллу туберкулеза. Но Марксу это теперь уже не поможет.
В конце октября он покинул старших дочерей и поехал к младшей, переживавшей депрессию и отправившейся отдохнуть в Веве. Он оставил умирающую Женнихен, чтобы поддержать находящуюся на грани самоубийства Элеонору. Отец с дочерью вместе поехали на остров Уайт. Состояние здоровья Маркса ухудшилось до такой степени, что он практически не мог глотать, его ежедневно рвало, как часто бывало с самой молодости. Он еще был на острове, когда Геда и Лафарга снова арестовали в декабре за подрывную пропаганду. Они на полгода вернулись в тюрьму за «подстрекательство к гражданской войне». На суде Гед сказал: «Одна революция даровала нам равенство перед законом, другая — всеобщее избирательное право, еще одна — республиканские формы в экономической области. Я совершенно логично рассчитываю на новую революцию, чтобы добиться равенства в средствах производства, выборности в цехах, республики в экономике». Карл написал Лауре письмо, более похожее на дифирамб ее мужу, он восхвалял его последние статьи и «мужественную борьбу с существующими властями, что вызывает симпатию к человеку». Он все еще находился на Уайте с Элеонорой, когда 11 января 1883 года в возрасте тридцати восьми лет умерла Женнихен; она оставила пятерых детей, один из которых, Гарри, был очень болен. В тот же день, 11 января 1883 года, Маркс и Элеонора выехали с Уайта в Лондон; там их встретила Хелен Демут и сообщила о смерти Женнихен и об отъезде Энгельса на ее похороны. Как и на погребении Женни, Энгельс произнес речь на похоронах старшей дочери Маркса: «Пролетариат лишился мужественного бойца. Ее скорбящий отец имеет, по крайней мере, то утешение, что знает: сотни тысяч трудящихся в Европе и Америке разделяют его горе».
Двадцатого января Энгельс вернулся из Парижа и больше уже не покидал своего друга. Они говорили о будущих книгах, о рукописях, о том, что еще нужно опубликовать, об обеих дочерях — Лауре и Элеоноре, которым Энгельс пообещал по-прежнему оказывать материальную поддержку.
Четырнадцатого марта Карл Маркс умер от туберкулеза, сидя в кресле. Элеонора находилась рядом, а Энгельс ненадолго вышел из комнаты.
Постаревший Фридрих вынул из кармана своего друга фотографии его отца, жены и старшей дочери. Через двое суток он положит их ему в фоб. Они встретились за сорок лет до этого. С тех пор — ни дня друг без друга, хотя бы и в переписке.
Карла похоронили рядом с женой, на кладбище Хайгейт. На погребении присутствовали одиннадцать человек: две дочери, Элеонора и Лаура, зятья — Поль Лафарг, только что вышедший из тюрьмы, и Шарль Лонге, один из сыновей которого был при смерти, Хелен Демут и шесть верных друзей, включая Энгельса, который произнес на английском языке надгробную речь — длинную и хорошо продуманную. Сквозь тяжелую скорбь, испытываемую неразлучным другом, в ней звучало провозвестие марксизма:
«14 марта, без четверти три пополудни, перестал мыслить величайший из современных мыслителей. Его оставили одного всего лишь на две минуты; войдя в комнату, мы нашли его в кресле спокойно уснувшим — но уже навеки. Для борющегося пролетариата Европы и Америки, для исторической науки смерть этого человека — неизмеримая потеря. Уже в ближайшее время станет ощутительной та брешь, которая образовалась после смерти этого гиганта. Подобно тому как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории <…>. Маркс открыл также особый закон движения современного капиталистического способа производства и порожденного им буржуазного общества <…>. Двух таких открытий было бы достаточно для одной жизни. Счастлив был бы тот, кому удалось сделать даже одно такое открытие. Но Маркс делал самостоятельные открытия в каждой области, которую он исследовал, — даже в области математики, — а таких областей было очень много, и ни одной из них он не занимался поверхностно. Таков был этот муж науки. Но это в нем было далеко не главным. Наука была для Маркса исторически движущей, революционной силой. Какую бы живую радость ни доставляло ему каждое новое открытие в любой теоретической науке, практическое применение которого подчас нельзя было даже и предвидеть, — его радость была совсем иной, когда дело шло об открытии, немедленно оказывающем революционное воздействие на промышленность, на историческое развитие вообще <…>. Ибо Маркс был прежде всего революционер. Принимать тем или иным образом участие в ниспровержении капиталистического общества и созданных им государственных учреждений, участвовать в деле освобождения современного пролетариата, которому он впервые дал сознание его собственного положения и его потребностей, сознание условий его освобождения, — вот что было в действительности его жизненным призванием. Его стихией была борьба. И он боролся с такой страстью, с таким упорством, с таким успехом, как борются немногие <…>. Вот почему Маркс был тем человеком, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали. Правительства — и самодержавные, и республиканские — высылали его, буржуа — и консервативные, и ультрадемократические — наперебой осыпали его клеветой и проклятиями. Он сметал все это, как паутину, со своего пути, не уделяя этому внимания, отвечая лишь при крайней необходимости. И он умер, почитаемый, любимый, оплакиваемый миллионами революционных соратников во всей Европе и Америке, от сибирских рудников до Калифорнии, и я смело могу сказать: у него могло быть много противников, но вряд ли был хоть один личный враг. И имя его, и дело переживут века!»
