Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
Открытие выставки о Танюше состоялось 22 ноября в 18.00 в Доме актера. Масса народа, множество знакомых и даже родных лиц, музыка, ансамбль скрипачей, вся верхушка города присутствовала, говорили, губернатор Полежаев, мэр города и т. д.
22–24 ноября 1993 г., Омск-Москва
А. А. — «Что сделал Адам? Он назвал сущность каждого. Бог ему поручил сделать это, Бог сотворил, Адам назвал: льва — львом, зайца — зайцем. Мы называем тайную сущность, когда говорим: врач, архитектор. Когда мы говорим „софист“, имеет ли тайную сущность „софист“? Да! Отсутствие сущности. Когда вы видите льва и говорите „заяц“, вы уже совершили композиционную игру. Вы совершили ловушку».
«Если мы ориентируем свою игру на одну точку, на вторую, третью, четвертую, за нас сыграет природа… сыграет правильно».
I декабря 1993 г.
А это мое.
Раньше в советской нашей жизни было много театрального. Пространство нашей жизни было театральным: парады, демонстрации, спортивные и прочие праздники, похороны великих «деятелей», генсеков и проч. и проч. Тысячи людей принимали в них ясное лицедейское участие. Столько мне приходилось наблюдать и быть участником. Десятками лет вырабатывалось в обществе это состояние «театрального мира», мира, представляющего себя для себя! И это было уже почти естественным, натуральным состоянием массового сознания (ну, только, может, единицы «отщепенцев» или людей более или менее художественного склада могли наблюдать со стороны, оставаясь свидетелями, не соскальзывая в молох карнавала).
Самые большие изменения российские не те, что кажутся большинству. Изменился театр. Социальный театр теперь другой, и это самое главное изменение. Приходится для краткости пользоваться дурным западным термином: сегодня у нас разыгрываются хеппенинги. Август 91-го, октябрь 93-го — самые крупные хеппенинги (или пока самые крупные?) конца века. Массовый театр вырос из детских штанишек. Большевистский любительский изжил себя и лопнул… Массам стало скучно играть. Устали от репетиций и заранее известного финала.
Депутаты, дерущиеся у трибуны, внезапно врывающиеся в Москву танки, горящий Белый дом… — театр спонтанности, непредсказуемости… театр, творящий себя в процессе действия.
Толпа зрителей на мосту во время танкового обстрела Белого дома и миллионы, прикованные к экранам ТV CNN, — вот мой аргумент.
1 декабря 1993 г.
Воровского, 20, студия 3. — Репетиция Платона, группа «М».
А. А. — «В самом высшем смысле мы должны следовать автору. Исполнитель заново пишет текст и тогда становится автором. Литература пишет словами… мы же пишем действием. Наше дело — другой предмет, чем литература. Здесь феномен: свобода возникает в отсутствие самого „я“».
«Единственная цель и назначение занятия искусством — уйти с площадки с ощущением того, что познал нечто большее, чем до этого».
«Мир меняется, вот в чем дело… 20-го века со всем его материализмом и гипертрофированным человеческим „я“ больше не будет! Не будет… И новое время будет решать вопросы Духа! Это я утверждаю! Вопросы Духа во всей их простоте и сложности».
2 декабря 1993 г.
Вчера долго беседовал по телефону с Ниной Кашич… Подробно рассказывала, как там в Омске «живет» Танина выставка… Много трогательных зарисовок, наблюдений.
Кажется, к 25-му января будет готова мемориальная доска, и на Татьянин день намечено открытие. На нашем доме. Советовались, какое место лучше выбрать. Я предложил со стороны скверика на улице Маяковского. Наш дом угловой, Ленина, 53 — Маяковского, 9.
8 декабря 1993 г.
Студия 3. — Утром был тренаж в «Уране» (с 11.30) с той группой. Пытаюсь довести до какой-то черты. Может быть, 20-го устрою открытый урок. Из всех упражнений, композиций хочу сложить нечто, что назвал «Поток». Попытка сложной вещи, структурной, саморазвивающейся. Можно назвать так: «Игровая среда. Пространство и ритм». Должна быть экспозиция, развитие, узлы, прохождение узлов, движение к основному событию и т. д.
Не могу писать, опять же по той же причине. Дикая истерика, до красного искаженного лица. Творческая мука, гибельная. Текст: «Не могу, черт возьми. Ну, у меня внутри одно дерьмо! А у вас-то — что у вас? Я подожгу театр, мне нельзя выздоравливать… такое чувство; я подожгу все это!!! Ничего не могу сделать».
Все эти слова о том, что «мне нечего сказать… нечего подсказать… Я уже все сказал, все. Поэтому меня нельзя назвать твоим учителем, режиссером! Художником! Может быть, сказать-то надо совсем чуть-чуть, но я не знаю! Ужас!!»
«Мне-то казалось, я так много делал, и что же!! Какой отзвук, отплата какая? Пустота. Очевидно, само по себе искусство театра — искусство тщеславия, есть радость, удовольствие от переодевания, перемен и т. д.; очевидно, это дано людям не для познания действительности, а для удовольствия, поэтому театр принимает людей легкомысленных и т. д. Наверное, это не музыка, не стихи, хочется думать, что все сложней, а нет, не получается. Драматический момент в жизни, когда приходит полная ясность, кажется, что все можешь, и потом — ужасно… Ничего я не накопил, кроме болезни… Что я сделал? Ничего. Что является моим личным? Болезнь и раздражение.
…Страна напоминает человека, которого положили на операцию, разрезали и ушли».
9 декабря 1993 г.
Снимаюсь в какой-то немецкой картине «Немой свидетель». Согласился, чтобы заработать денег. Самое странное, что и А. А. отнесся к моей просьбе чуть ли не с радостью. Да, да, конечно, надо же заработать, сказал он мне, отпуская на несколько дней.
Играю на английском языке. Режиссер Энтони Уоллер.
Два последних дня снимался с Олегом Янковским.
Они снимают совершенно иначе. Прежде всего совершенно нет «комплекса пленки». Такое ощущение, что они совсем не считают метры.
Каждую сцену снимают полностью несколько раз, сначала общим, потом средним, потом крупные планы всех участвующих в сцене… и еще отдельно сценки по репликам. Это занимает много времени, зато представляю, какие возможности монтажа у режиссера.
Позавчера подали с Расой заявление в ЗАГС, наше бракосочетание назначено на 12 января.
Очень устал, раздражен… почти постоянно, хотя «все держу в себе», внешне вроде бы спокоен. Так мне кажется. Тяжело ходить на репетиции, физически тяжело. Зачем я согласился репетировать Платона как актер? Я давно уже не имею никакого актерского чувства, желания. Надоело слушать Васильева… Одно и то же, одно и то же, скорее надо закончить бессмыслицу эту. Кончается год… Может быть, еще поэтому такое неспокойное состояние… Все в жизни как-то разъехалось, разлезлось.
![Александра Гейл - Дневник. Поздние записи [СИ]](/uploads/posts/books/5561/5561.jpg)