Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
Обзор книги Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
Дневник Николая Чиндяйкина — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».
Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.
Я встал сегодня очень рано
Умылся и открыл окно
И вдруг божественная прана
Как благодатное вино
Собой окутала полмира
Всё небо всю мою квартиру
Внезапной радостью пьяня
Укрыла грешного меня
Как будто Он собственноручно
Наполнил кубок золотой
Я прошептал почти беззвучно
За что мне это Боже мой
И тут из глубины туманной
Услышал шелест райских крыл
Ты встал сегодня очень рано
Умылся и окно открыл
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Читая эти записи, которые автор вел на протяжении десятилетий, вспомнилось чье-то тонкое наблюдение, что «любой, даже самый благополучный дневник — хроника борьбы с несуществованием». Странно, но чтение такой хроники почему-то придает силы.
Дневник — это особый способ разговаривать: говоришь — и тебя не перебивают, не переспрашивают.
Когда возникает необходимость такого разговора?
Думаю, при появлении редкостного счастливого сочетания обстоятельств и внутренних возможностей человека. Когда жизнь дарит окружение талантливых личностей и человек, чувствуя удачу судьбы, воспринимает это не как возможность интересной жизни, а ищет свою роль в данной композиции, осмысливает свое положение: почему я рядом с ними, для чего и зачем я здесь?
У Николая Чиндяйкина хватило внутреннего такта и благородства вовремя понять значение мощных личностей, с которыми довелось ему жить и работать.
Как актер он состоялся в прекрасном коллективе — Омском академическом театре драмы. Его легендарный директор Мигдат Нуртдинович Ханжаров собрал уникальную труппу, аналогов которой я сегодня не вижу. Человек жесткий, подчас суровый, не ведающий компромиссов ради интересов театра, он имел редкий дар: чутье, вкус, уважение к таланту, умел найденный талант развить и оберечь. В созвездии тогдашней труппы особое место занимала жена автора этого дневника — Татьяна Ожигова, актриса трагической судьбы и дарования. Ей было все дано — красота, уникальный талант, любовь. Не дано было одного — жизни. А она хотела жить. Только трагическая актриса может увести за собой зрителя. Потому трагедии сегодня не существует. Нет актеров. Амплуа вымерло. Подлинного ожога со сцены нет. Впрочем, это всколыхнулась и заговорила моя память, задетая прочитанными страницами.
Страницы записей о той поре — не запоздалое признание в любви и благодарности, когда воспоминания перемешаны в голове и автор делает над собой невероятные усилия, чтобы привести повествование в некий порядок. Дневник Николая Чиндяйкина тех лет — иногда просто хроника, с повседневными наблюдениями, мемуарными вкраплениями, разного рода созерцаниями и зарисовками, но чаще всего «течение ежедневного воображения».
Обрывистые, короткие записи — это состояния, запечатленные на бумаге, важные и случайные, подчас не совсем отчетливые. Так или иначе, но сквозь эти состояния ощущаешь жизнь времени, его ритм.
О дальнейшем вираже судьбы Николая Чиндяйкина многие говорят — везение, удача. Хочется возразить — не только. Удача редко кого обходит стороной, а вот суметь удачу удержать, сделать своей судьбой — удел немногих.
Дневник учебы у прекрасного педагога Михаила Буткевича, времени служения в театре Анатолия Васильева получился плотным, насыщенным отношениями и человеческими драмами. Что говорить — яркие люди, яркие страсти, сложное время. Чуткий талант всегда включен в болезненные процессы времени, и трудно требовать от человека в этих обстоятельствах сохранения спокойствия и объективности. И здесь была глубинная драма искусства, а не склока. Как заметил один из наших современников, «наше нездоровое время может породить только больные таланты». Сложно и, наверное, не нужно выяснять, какая запись здесь важнее, чья прямая речь звучит убедительнее и отчетливее. Мне данные записи стали интересны тем, что предлагают один из ответов на вопрос, почему слава театра Васильева оказалась столь яркой и краткой.
О зарубежных гастролях театра Анатолия Васильева до сих пор помнят в Европе, и сегодня директора фестивалей интересуются, а что сейчас в театре Васильева. Думаю, описываемый период жизни коллектива знают лучше за рубежом, чем у нас в России.
Я ощутила из повествования автора дневника, что ему посчастливилось сотрудничать с человеком, бросившим почти донкихотский вызов массовой культуре конца XX века с ее принципом серийности, ставкой на стереотипы. Ощутила и силу напряжения человеческих возможностей, когда приходится жить в атмосфере максимализма, требования создания уникальных раритетов. Интересно ли это? Конечно! Всем ли по силам? Конечно — нет!
Но думаю, что не только автор записей сегодня осознает, что всем, кто оказался рядом с Мастером, работал в этом суровом градусе проживания, была подарена возможность понять и раскрыть себя по максимуму.
Когда рухнул «железный занавес», театр Анатолия Васильева стал одним из первых, востребованных за границей. Участники спектаклей открывали для себя мир, еще недавно недосягаемые и неведомые для советского человека города и веси. Заметки Николая Чиндяйкина о гастролях театра отличают наблюдательность и здоровый, сильный интерес к жизни. Вообще мне подумалось, что автор записей больше дорожит не накопленным мастерством и знаниями, а своими отношениями с жизнью, со временем, в котором живет. Это и делает прочитанный дневник одним из честных документов о театральной жизни в нашей стране.
Записи заканчиваются 2003 годом. Думаю, что автор продолжает вести дневник и сегодня, но это уже совсем другая история.
ЛИДИЯ БОГОВА, лауреат Государственной премии России
КНИГА ПЕРВАЯ
1972–1978
ОТЕЦ
Отец носил «москвичку» темного-темного, глубоко синего цвета. Ультрамариновую, сказал бы я теперь, но тогда я не мог знать такого слова. Коричневый широкий воротник можно было поднять в самые морозные дни так, что он прикрывал уши, доходил до самой шапки.
Такое, как у отца, теплое короткое пальто с четырьмя карманами, ровными, с клапанами-закрылками и косыми ближе к груди, называлось почему то «москвичка». Когда вечером в воскресенье они с мамой собирались в клуб смотреть кино, мама всегда говорила:
— Мить, надень «москвичку».
Без даты
С родителями и сестрой Леной
1972
![Александра Гейл - Дневник. Поздние записи [СИ]](/uploads/posts/books/5561/5561.jpg)