Лев Андреев - Янгель: Уроки и наследие
— В списке-то я был, — ответил ему М.К. Янгель, — но так складывалось: то непредвиденная ситуация, то война. И потом, ты говоришь — одна медаль. А ты знаешь, как мне она дорога!
Наложила свою печать на жизнь будущего Главного конструктора и гнусная рука негодяя, безнаказанно творившая в предвоенные годы мерзкие доносы. Из сибирской глухомани в столицу в соответствующие органы пришло письмо борца с "врагами народов" о том, что отец М.К. Янгеля "кулак и скрывается".
Письмо должно было получить соответствующий ход, потому что по своей оплошности Михаил Кузьмич, оформляясь на работу в конструкторское бюро Н.Н. Поликарпова, не приложил к своему личному делу, как было положено в то время, справку о трудовой деятельности родителей.
По предложению Н.Н. Поликарпова, участливо отнесшегося к судьбе своего молодого специалиста, М.К. Янгель вынужден был взять отпуск и поехать домой в далекую родную деревню, где до последнего дня жил его отец. Зимняя декабрьская дорога оказалась тяжелейшей, в том числе пришлось переплывать в лодке еще не замерзшую Ангару — реку шириной около километра, быструю, с густой шугой, как называют сибиряки крупные и мелкие льдинки, которыми она уже успела покрыться. Опасная операция могла привести к любому финалу.
"Примерно на середине реки, — вспоминал Михаил Кузьмич, — один из перевозчиков сообщил нам об одной из грозивших опасностей. Дело в том, что в пяти километрах от Братска по течению реки начинаются большие Ангарские пороги, и при нашем медленном передвижении вперед и быстром вниз мы рисковали быть разбитыми об острые камни этих порогов. В довершение ко всему над рекой стоял густющий туман, и ничего не было видно. Началась небольшая паника, и мне пришлось (да простят культурные люди) употребить несколько крепких русских слов, чтобы привести пассажиров в себя и заставить всех правильно работать.
Все обошлось благополучно. Отнесло вниз всего километра на три. Но здесь новая беда. Противоположный берег Ангары — пустынный, и до ближнего места, где можно было бы обогреться, — маленькой одинокой рыбацкой избушки — нужно тащиться вверх по берегу реки около шести километров, а до деревни и того больше — девять километров.
Послали одного паренька за лошадью, а сами побежали скорее в избушку отогреться. Устали ужасно, перемерзли и того больше. Выручили спирт и коньяк.
И так я был зол в этот момент на автора "документа", что, казалось, попади он мне на дороге — задушил бы его своими закоченевшими от мороза руками. Мне еще предстоит с ним встретиться".
В Зыряновой Михаил Кузьмич получил справку от правления колхоза о том, что его отец в 1933 году был принят в колхоз и справку от сельсовета об его имущественном положении перед коллективизацией.
А мать отдала маленькую бумажку — документ, выданный Зыряновской сельскохозяйственной коммуной "Труд" 4 января 1934 года следующего содержания:
"Справка. Дана настоящая гр-ну деревни Зыряновой Нижне-Илимскго района Вост. Сиб. Края Янгель Кузьме Лаврентьевичу в том, что он действительно является членом колхоза "Труд" (деревня Зырянова Н.-Илимского района) с сентября месяца 1933 года. В чем и удостоверяет председатель колхоза Романов Н.Д.".
И печать.
Получив это жизненно необходимое по тем временам алиби, М.К. Янгель вынужден был еще остаться некоторое время в Сибири, так как главного виновника его опасного путешествия в это время в Нижне-Илимске (откуда пришел донос) не было. Чем окончилась эта встреча — история умалчивает. Но она оставила глубокий след в сознании будущего Главного. Даже в анкете, которую он заполнял в 1954 году при вступлении в должность Главного конструктора ОКБ-586, отвечая на один из обязательных вопросов о политической благонадежности, напишет: "Брат, Янгель Константин Кузьмич, в 1938 году арестован и осужден на 10 лет, дальнейшее о нем неизвестно". И, как бы оставаясь под впечатлением событий тех тяжелых дней, в собственноручно написанной автобиографии сочтет необходимым отметить: "До коллективизации отец имел среднее хозяйство, в 1932 г. вступил в колхоз". Не минула коммуниста М.К. Янгеля и такая, самая страшная по тем временам, кара, как исключение из партии.
Произошло это в Сибири в 1943 году при следующих обстоятельствах. В одном из домов, принадлежавших авиационной промышленности, освободилась квартира. И, по недоразумению, на нее выписали одновременно два ордера: один — заводоуправлением сотруднику завода, другой — горсоветом инструктору райкома. Естественно, между обладателями ордеров возник конфликт. И не простой, а "вооруженный". Интересы одной стороны защищал вахтер завода, а противоборствующей, как и положено, — сотрудник милиции. Обо всем этом М.К. Янгель узнал за полчаса до отбытия на совещание в горком партии.
— Завтра с утра разберусь. Пусть подождут и постараются не конфликтовать, — сказал он секретарю.
На заседании горкома рассматривался вопрос о выделении автомашин для нужд города. М.К. Янгелю была предъявлена претензия, что он отправляет автотранспорт, в котором крайне нуждался город, эшелоном в Москву. В ответ на резко поставленный вопрос М.К. Янгель ответил:
— Это заводское имущество, которое согласно директивы из Москвы нужно отправить немедленно. Этот приказ свыше, я должен и обязан его выполнять.
Обстановка на совещании накалилась, а тут кто-то еще весьма некстати подлил масла в огонь, рассказав о вселении двух жильцов в одну квартиру.
— Не успел ничего сказать, — рассказывал, вернувшись домой, Михаил Кузьмич жене, — как по чьему-то предложению, мгновенно проголосовав, исключили меня из партии.
— За что? — спросил я.
— Ответили: за характер!
Позднее, когда страсти улеглись и все стало на свои места, принятое решение городского комитета партии более высокая инстанция — областной комитет — отменил.
— Сам сибиряк, а забыл, что имеешь дело с горячими головами, — пояснил Михаилу Кузьмичу секретарь обкома.
— А за что оставили взыскание?
— Говорят, чересчур ты горячился. Так это с воспитательной целью. Подашь заявление — взыскание снимем.
Выговор сняли, когда М.К. Янгель уже работал в Москве. Получив телеграмму о решении бюро горкома партии, он отреагировал в чисто янгелевском стиле:
— Круто обошлись со мною земляки. Но честь партийного билета восстановлена. А это главное."
И, несмотря на все превратности и несправедливости судьбы, — ни одного упрека, ни тени затаенной злобы, которая могла проявиться со временем. Вера в дело, которому служил, и понимание того, что непредвиденных издержек никогда нельзя избежать, — все это цементировало норму поведения М.К. Янгеля и как гражданина, и как члена партии.
