Николай Любимов - Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1
Домой я возвращался с Виктором Яльмаровичем. Он тоже получил трехгодичный паспорт.
Дома Виктор Яльмарович позвал меня к себе.
– Давайте выпьем за советский паспорт, черт бы его побрал! – в радостном возбуждении, какое испытывает человек, мимо которого беда прошла стороной, предложил он.
Начиная с 32-го года я, подходя к телефону, все чаще слышал в трубке голос, говоривший на ломаном русском языке:
– Пошалюста: Йюрий Михалить!
Я для порядка осведомлялся:
– А кто его спрашивает?
– Доктор Штельцер, – отвечал голос.
В передней я несколько раз сталкивался с «солитером» в пальто и в шляпе. Это и был сотрудник германского посольства в СССР доктор Штельцер.
Когда Юрьев звал к себе Штельцера и других сотрудников посольства на ужин, он приглашал и заведомого «сексота» барона Штейгера на тот случай, чтобы барон доложил в ОГПУ, что никаких предосудительных разговоров у Юрьева за столом не велось. Устраивал у себя Юрьев званые вечера с немцами в ответ на банкеты, которые тогда довольно часто устраивало германское посольство. Приглашались на банкеты в посольстве и московские артисты. Юрьева звали всегда вместе с Армфельтом. Бывали в посольстве и «художественники». Германский посол в СССР фон Дирксен, которого Гитлер перевел в Японию, дал прощальный ужин. На этом ужине надрызгался Москвин.
– Старик! Старик! – через весь стол кричал он фон Дирксену. – Не езди в Японию – там тебе тигры голову отгрызут.
В сентябре 33-го года после вечернего спектакля в Оперетте Виктора Яльмаровича задержали при выходе из театра. В щегольских заграничных лакированных ботинках и дорогом костюме вошел он в камеру на Лубянке. Позднее один заключенный, пребывавший в той камере лубянской предварилки, так называемого собачника, куда ввели с воли Армфельта, рассказывал мне, что ни у кого из арестованных не было такого убитого вида, как у Виктора Яльмаровича. На все вопросы сокамерников он, не поднимая уроненной на руки головы, отвечал:
– За меня хлопочут. За меня хлопочут.
Виктора Яльмаровича скоро перевели во внутренний изолятор Лубянки-2.
Виктор Яльмарович не ошибался. За него действительно хлопотали. Юрьев разговаривал со следователем, с прокурором, был на приеме у главного прокурора ОГПУ Рубена Катаняна, нажимал, где только мог. Хлопоты успехом не увенчались. Виктора Яльмаровича обвинили в шпионаже и дали по тому времени огромный срок – восемь лет концлагеря. Тогда больше десяти лет тюрьмы или концлагеря не давали – за десятью годами следовал расстрел.
Обвинение Армфельта в шпионаже было построено только на том, что он сказал весной 33-го года на банкете в германском посольстве во всеуслышание.
Кто-то из сотрудников посольства, чуть ли не сам посол, обратился к гостям:
– Вас можно поздравить, господа: в стране стало легче с продуктами.
Находившийся в подпитии Виктор Яльмарович возразил:
– Ну это только в Москве. А попробуйте отъехать километров на десять – все то же самое.
На банкете присутствовал барон Штейгер…
Юрий Михайлович засыпал Виктора Яльмаровича посылками, и продуктовыми, и вещевыми; ездил к нему на Медвежью гору, где Виктор Яльмарович пел и играл в театре; после того как пришел конец ежовщине, добился пересмотра его дела. Виктора Яльмаровича перевезли в Москву, и ход допросов вселил в него надежду, что его освободят, Но запахло войной, пересмотр отменили, и Виктор Яльмарович снова очутился в концлагере. Осенью 41-го года кончился его восьмилетний срок, но он ходил в «немецких шпионах», и его не только не выпустили, но заслали зимой на лесоповал. Целый день работай до полного изнеможения, а вечером возвращайся в холодный барак, где промокшая от пота одежда за ночь не успевала высохнуть. Однажды Виктора Яльмаровича вынули из петли и повели к лекпому. Виктор Яльмарович отдал лекпому все, что осталось у него из хороших вещей, и лекпом дал ему направление в больницу. В больнице признали, что он в самом деле болен и нуждается в стационарном лечении.
Блаженство… В палате тепло. Вместо нар – койки. Чистое белье. Сносно кормят. Как-то Виктор Яльмарович задремал, и вдруг – что это? Чудится ему или вправду? Кто-то спрашивает:
– Где Армфельт? Где Армфельт?
Главный врач больницы Армфельт, бывший киевлянин, заинтересовался своим однофамильцем. Выяснилось, что они дальние родственники. Встретились впервые в лагере. Главврач оставил Виктора Яльмаровича при больнице, а по окончании войны Виктор Яльмарович был освобожден без права проживания в N-ном количестве городов. Юрьев обратился к правительству с просьбой вернуть ему приемного сына. Просьбу Юрьева удовлетворили. В 46-м году Виктор Яльмарович получил постоянную прописку в Ленинграде.
У Юрьева был рак печени. Угасал он медленно, почти безболезненно, не зная, что у него рак, – помогали какие-то «колдовские травы». В 48-м году он скончался на руках у Виктора Яльмаровича.
В день похорон Юрьева сбившийся с ног Виктор Яльмарович не успел даже наскоро перекусить. Ему не хватило денег на расходы, и он занял у домработницы с тем, что, как только его введут в права наследия – а Юрий Михайлович завещал ему все деньги и все имущество, – сейчас же ей отдаст. Дома был накрыт стол для поминального обеда. После похорон от Александро-Невской лавры две легковые машины с ближайшими родственниками и знакомыми Юрьева направились к его дому. Только машины остановились, как подошли люди в штатском и попросили приехавших показать документы. Всех проверяли бегло, а Виктору Яльмаровичу предложили выйти из машины и следовать за ними… Шпалерка, затем – московская Таганка. Сварганили новое дело, и – Караганда… Виктор Яльмарович вспоминал, что особенно угнетал его долг Насте, которая дала ему взаймы деньги, скопленные трудом всей жизни.
Виктор Яльмарович написал из Караганды Маргарите Николаевне и Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник. Между ними завязалась редкая, по условиям лагерного режима, переписка. Они посылали ему денег, посылали посылки.
В 54-м году Виктор Яльмарович был освобожден, но еще не реабилитирован. Жил в селе, прилегавшем к имению Юрьева в бывшей Тверской губернии, ставил спектакли в театре, который построил на свои деньги для колхозников Юрьев. Затем последовала реабилитация и введение в права наследия. Многие вещи Юрьева находились в ленинградских музеях, остальные исчезли. Виктор Яльмарович никаких претензий по поводу вещей не заявил, полагая, что им место в музее, а что с воза упало, то пропало. У Юрьева оказалась на сберкнижке изрядная сумма. Виктор Яльмарович, получив эти деньги, первым делом вернул Насте долг с большущими процентами, хотя она от них и отказывалась. Потом разыскал в разных городах тех, с кем особенно близок был в лагерях, и всем помог.
