Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932
Т[оварищ] Росмер забыл вам сообщить, что он жил у меня известное время одновременно с Молинье. На нас обоих, как и на т. Маргариту Росмер[544], т. Молинье произвел прекрасное впечатление своей преданностью делу, энергией, предприимчивостью, самоотверженностью. Уже в это время мы знали, что по поводу т. Молинье распространяются всякого рода сплетни, одной из причин которых является порывистый характер т. Молинье и его способность нарушать филистерские правила и предрассудки. Вместе с т. Росмером и Маргаритой Росмер мы решили дать категорический отпор этим сплетням и инсинуациям. В этом смысле я написал письмо парижским товарищам по инициативе т. Гурже, который всегда аттестовал Молинье с самой лучшей стороны, как настоящего революционера и прекрасного товарища.
После отъезда т. Росмера в Париж он не раз писал мне не только с похвалой, но с восторгом о работе Молинье. В его письмах, как и в письмах Маргариты Росмер, встречались такие фразы: «Если бы у нас было два таких Раймона, мы далеко ушли бы вперед…»
Через несколько месяцев в письмах т. Росмера стали появляться указания на то, что между Молинье и Навиллем трения и конфликты, причем т. Росмер ни разу не писал мне, кто, по его мнению, несет ответственность за эти конфликты.
Еще через несколько недель я получил два письма: от т. Росмера, с одной стороны, от тт. Навилля, Жерара и Гурже, с другой — против Молинье. Из этих писем я впервые узнал, что тт. Росмер и Навилль сделали попытку лишить т. Молинье права занимать какие бы то ни было посты в Лиге и даже, как сквозило между строк, исключить его из Лиги. Такое требование они предъявили парижской федерации, секретарем которой был Молинье. Федерация подавляющим большинством голосов против инициаторов предложения о снятии Молинье с секретарства высказалась против Росмера и Навилля. Только после этого они написали мне свои письма, требуя моего содействия против Молинье.
Из этого изложения вы видите, что без какого бы то ни было участия с моей стороны, даже без моего ведома, парижская организация отвергла притязания товарищей Росмера, Навилля и др. и взяла т. Молинье под защиту.
К этому надо прибавить, что все предшествующее время я находился в постоянной переписке с Росмером и Навиллем, но совершенно не переписывался с Молинье. Все письма, все документы, относящиеся к этому периоду, хранятся в моем архиве, и я охотно предоставлю их любой группе товарищей, заслуживающих доверия.
Чем мотивировали Росмер, Навилль и др[угие] требование репрессий против Молинье? Тем, что он «вмешивается» в такие вопросы, которых он «не понимает». Тем, что он выдвигает неразумные предложения и пр. На это я ответил, что, если бы дело шло о политических разногласиях, я мог бы высказаться. Поэтому я прошу сообщить мне, какие именно предложения выдвигает Молинье. Вместе с тем я указал в письме Навиллю на совершенную недопустимость делить товарищей на две категории, из которых одна может вмешиваться во все вопросы, а другая должна заниматься технической работой. Как и во многих других случаях, Навилль проявил здесь полное непонимание духа пролетарской революционной организации, все члены которой не только вправе, но обязаны активно вмешиваться во все вопросы, начиная с самых мелких и технических и кончая самыми сложными вопросами революционной политики.
Только после этого я получил представление о характере тех разногласий, которые на каждом шагу противопоставляли т. Молинье т. Навиллю, причем т. Росмер, не высказываясь по существу, фактически поддерживал Навилля. Разногласия эти касались: отношения к партии; отношения к синдикатам; отношения к интернациональной организации левой оппозиции; наконец, методов и характера работы самой Лиги. Впечатление, которое я вынес на основании писем, документов и устных бесед с товарищами обеих групп, убедило меня в том, что во всех основных вопросах т. Молинье был гораздо ближе к революционной политике, чем т. Навилль. Разногласия имели не личный, а принципиальный характер и во многом совпадали с разногласиями между Шарлеруа и Оверстратеном[545], с той разницей, что т. Навилль никогда не формулировал своих взглядов с такой решительностью, как Оверстратен.
К этому я должен прибавить, что в объяснение своего требования исключительных мер против Молинье т. Росмер счел возможным сослаться также и на все те неблагоприятные слухи, которые нам с ним были известны раньше и которые мы вместе с ним считали не заслуживающими внимания[546]. Этот аргумент т. Росмера произвел на меня самое тягостное впечатление. Я ему ответил в том смысле, что если он придает значение старым или новым инсинуациям, то он обязан истребовать создания контрольной комиссии из надежных и беспристрастных товарищей для рассмотрения вопроса в целом. Что другое можно предложить в революционной организации?
Вы знаете по собственному опыту, как нелегко я решился на разрыв с Оверстратеном, несмотря на то что вы настаивали на этом (и оказались правы). Я считал своим долгом исчерпать все меры, чтобы добиться возможности сотрудничества. Совершенно так же я поступал и в отношении французских разногласий. Так как товарищи Росмер, Навилль и др. предложили мне вмешаться в конфликт, то я решил с согласия обеих сторон сделать попытку отделить личные моменты от принципиального, смягчить трения и создать нормальные условия для обсуждения спорных вопросов. Не имея возможности приехать во Францию, я пригласил к себе товарищей Молинье и Навилля, провел с ними ряд дней в обсуждении всех спорных вопросов, причем мы единогласно (с участием т. Милля, Франкеля и Маркина[547]) выработали известные решения, которые шутливо назывались «принкипским миром». Эти решения предусматривали создание контрольной комиссии для рассмотрения всякого рода личных обвинений. Принкипские решения вам, впрочем, должны быть известны (на всякий случай я попрошу послать вам их). На пленарном заседании Лиги эти решения были приняты единогласно, но т. Росмер не явился даже на заседание и продолжал бойкотировать Лигу, не объясняя и мне действительных причин своего поведения.
Условия «принкипского мира» были нелояльно нарушены т. Навиллем. Не обращаясь к контрольной комиссии, т. Росмер считал возможным и в дальнейшем делать совершенно недопустимые характеристики т. Молинье. Такого рода характеристики, говорящие все и ничего, намекающие, двусмысленные, компрометирующие без прямого обвинения, нашли отражение и в том печальном письме, копию которого вы прислали мне. Такой образ действий я считаю противоречащим принципам пролетарской организации.
