Виктор Кондырев - Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг.
Иногда останавливались переночевать в крохотных гостиницах. Причём Виктор Платонович первым долгом принимался фотографировать вид из окна. Вторым долгом внимание уделялось обычно бесхитростному бару…
Почему бы, Витька, не съездить нам в Верден, на пару дней, предложил В.П. Хочется, мол, ещё раз посмотреть на места тех страшных боёв! Ему надо сейчас описать свою первую поездку туда, но многое подзабыл, впечатления стёрлись, хитрил он, не давая мне отвертеться. Я был свободен, и мы тронулись в путь.
Под Реймсом свернули в сторону, проехаться по Шампани. К полудню подъехали к очередному городишку. И удивились названию.
– Аи! – вскричал Некрасов – Ну конечно! Аи!
И мелко поводя ладонью, продекламировал:
Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, Аи.
– Остановимся, что ли?
Выйдя из машины, мы осмотрелись – место оказалось безликим поселком городского типа. Безлюдным и безрадостным. Но с множеством винных лавчонок по обе стороны главной и, по всему, единственной улицы. Почему-то все они были закрыты.
– Чёрт-те что! – разволновался В.П. – Вот тебе и золотое, как небо! Полдень, перерыв на обед!
Но счастье улыбнулось нам, поклонилось и, учтиво отворив дверь, пропустило в магазинчик. И с любезной улыбкой назвалось хозяином этой торговой точки. Внутри была организована свадебная атмосфера – благодаря блестящим гирляндам, сотням бутылок шампанского шпалерами вдоль стен и пирамиде из шикарных, с глубокую тарелку, бокалов на низком столике. Маленький прилавок напоминал трибуну во дворце бракосочетаний. Мы пожелали лучшего шампанского. Хозяин предложил дегустацию «Лорэна».
Шампанское оказалось прямо-таки на редкость божественным, и мы без усилий выпили и вторую бутылку. Я прочёл нашему милейшему виночерпию стихотворение Блока и как мог перевёл. Хозяин кивал, якобы тронутый поэзией, улыбался, как гейша, и смотрел с вежливой тоской – наверное, мучился голодом. Расставались с ним сердечно, обнадёжили, что непременно наведаемся через время.
Купив для Парижа ещё одну бутылку «Лорэна», мы двинули как бы воздушными зигзагами в сторону Вердена.
Всякому понятно, что шампанское мы в Париж не довезли. До Вердена, впрочем, тоже…
Наутро в Вердене начались потрясения. Кладбища, кресты, форты, мемориалы… Главное кладбище, некрополь Фобур-Павэ, где похоронены пять с половиной тысяч французских солдат и четырнадцать – русских. Ездили от форта к форту, напряжённо разглядывали орудия и казематы. Вика требовал остановок чуть ли не на каждом километре. Фотографировал беспрерывно и рассказывал, не глядя на меня, что в битве под Верденом полегло почти триста пятьдесят тысяч человек, почти столько же, сколько было потеряно нашими при взятии Берлина! А в оссуарии форта Дуомон собраны кости ста тридцати тысяч неопознанных солдат. Как у нас в Сталинграде, печалился В.П., горы безымянных трупов! Ведь тогда никаких нательных медальонов в Красной Армии и в помине не было, а солдатские книжки не успевали заполнять. Так и шли в атаку десятки тысяч беспаспортных солдатиков, умирали безвестно…
Как и все туристы, мы закончили нашу поездку в мемориале с сохранённой в натуре «Траншеей штыков», где во время бешеного артналёта в июне 1916 года были заживо похоронены несколько десятков солдат 137-го полка. Они так и остались – засыпанные землей, скрючившиеся, прислонившиеся спиной к стенке траншеи, с вертикально торчащими винтовками с примкнутыми штыками…
Осенью 1982 года в Париж приехали Лунгины. Вика расцвёл от счастья, носился с ними, водил везде, кормил французскими разносолами и обхаживал. Потом они вместе поехали на юг Франции, в Ниццу, Сен-Максим, Марсель, вернулись снова в Париж.
Здесь к компании присоединилась Зина Минор, располагающая к себе, энергичная женщина, школьная подруга Лили Лунгиной. Со всеми своими парижскими подругами юности Лиля восстановила приятельские отношения, со всеми поужинала, у всех побывала в загородных домах. Приходя к Вике, она садилась у телефона и, положив на колени записную книжку, начинала обзванивать своих приятельниц. Вика с ехидцей подмигивал мне, мол, куда делись Лилькины опасения и испуги! Многие из её школьных подружек занимали к тому времени очень приличное положение, а некоторые стали жёнами просто-таки важных, без меры влиятельных персон…
После чая Вика решил прокатиться, как говорится, по ночному Парижу, проводить Лунгиных на машине. Поколесив по городу, попали почему-то на Пигаль, зашли в пустое ночное кафе. Вика угостил всех, потом снова и снова.
Через дорогу над входом в не бог знает какой кафешантан сверкало и мигало что-то похожее на силуэт Шахерезады, делавшей ручкой, мол, заходите к нам, господа и господини! Никогда не был в таких местах, вот бы полюбоваться падшими нравами, размечтался Сима. Но у Вики денег с собой не было. И тут в моей душе проклюнулся гусар. Пойдёмте, сказал гусар моим голосом, чего уж тут, у меня с собой кредитная карточка, угощаю компанию! Публики было гораздо меньше, чем официантов, вышибал и девочек, музыка наяривала, бухал барабан, по стенам стегал лучом прожектор, а под потолком вращался зеркальный шар. Ночное шоу уже началось – метание ножей, стриптиз, факир, половой акт понарошку, гуттаперчевая девочка. Творчески-интеллигентные москвичи и писатель-изгнанник встречали исполнителей доброжелательно и провожали похвалами, а когда программа окончилась и зажгли свечи для танцев, а между столиков появились ласковые девочки, все суетливо засобирались домой.Года два понадобилось, чтобы отдышаться от ужаса Вердена. А в конце лета 1984 года нами была предпринята экспедиция в Нормандию.
Затеял всё, конечно, Виктор Платонович. Давайте, дескать, съездим на выходные в Нормандию, посмотрим монастырь Мон-Сен-Мишель, можно сказать, одно из чудес современного света! Заодно и в океане искупаемся!
– А меня, меня! Почему меня не берёте?! – прямо-таки возопила Фрида Брауде, близкая подруга Милы. Вика её любил за доброту, чудесный характер и редкую безалаберность. Абсолютно не возражал против её компании. Прихватив Фриду, двинулись в сторону Нормандии.
Некрасов приехал туда впервые, и громадный монастырь на острове-скале в окружении безбрежных отмелей, естественно, весьма его впечатлил. А своей фотогеничностью до крайности взволновал.
Мы покорно позировали, поворачивались в профиль, в три четверти, становились на фоне чего-то, садились на ступени, камни и лафеты, а также ложились в позе патрициев и одалисок на парапеты и уступы. Видимо, в этот день боги были благосклонны к В.П., и фотографии потом получились на славу, да и альбом удался.
