Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)
Одним словом, поднялись мы на лифте. Она отперла дверь. Света в прихожей не было, и я сразу понял, что живёт она одна. А когда зажгла она свет, увидел я, что в прихожей по стенам сплошь полки с книгами. Удивился: зачем циркачке столько книг? Ей и читать-то небось некогда – тренироваться же надо подолгу каждый день, чтобы форму, как говорится, не потерять, чтобы не разучиться.
Она повела меня в кухню, посадила за стол, налила в чайник воду и поставила его на газовую плиту. «Подождите меня минутку!» – сказала и вышла. Я сидел, ждал и разглядывал кастрюли всякие и поварёшки. Ещё календарь на стене висел отрывной, очень большой. На календаре картина была изображена знаменитого художника, не помню только его фамилию – видел я эту картину в музее. Тут она вернулась, и я рот разинул. Была она, как говорится, в чём мать родила, одни только трусики были на ней маленькие и совершенно прозрачные – всё было видно. Грудь у неё была большая, полная, но совсем не отвислая. Соски вверх торчали, как у мраморных статуй, у всяких там Психей и Афродит – их я тоже в разных музеях разглядывал. «Ага, испугались!» – сказала она, смеясь. А я и впрямь струхнул немножко. Не ожидал я такого, и никогда ничего подобного со мной не случалось. Подошла она, положила руки мне на плечи и говорит: «У вас найдётся для меня полчаса времени? Или вы очень торопитесь?» Я, как говорится, обомлел, растерялся и даже задрожал весь от волнения. «Простите, – говорю, – машина у меня осталась незапертой… да ведь и на работе я… план надо выполнять».
Она постояла около меня немножко, после усмехнулась и снова ушла. Через минуту появилась опять, уже в халате, и положила на стол пятёрку. Тут чайник на плите свистнул – со свистком он был. «Ну а как же кофе?» – спросила она меня и снова усмехнулась. «В другой раз» – говорю, и боком, боком в прихожую. Дверь мне она открыла настежь, и выбежал я на лестницу. Обернулся, а она в дверях стоит и по-прежнему усмехается. Халат у неё распахнулся, и опять всё видно стало. Влез я в свою «Волгу», сел за руль и сижу, как говорится, обалдевший. «Ну и ну! – думаю. – Ну и приключеньице!» Руки-ноги у меня онемели, будто паралич меня хватил. После включил мотор. Проехал метров триста и остановился. «Может, вернуться? – думаю. – Будто и не мужик я вовсе! Что она обо мне подумала?» Постоял, постоял и поехал дальше. Вот такая история, как говорится.
– А вы адрес-то её запомнили? – спросил Д.
– Нет, адрес не запомнил. Но улицу запомнил и дом тоже. И квартиру найду, конечно, если понадобится.
– Так поезжайте к ней поскорее! Чудак вы, право! Красивая женщина! Да ещё к тому же одна в квартире! Да ещё к тому же вы явно ей приглянулись! Да ещё к тому же вы только что развелись с женой! Да это счастливейшее, прямо-таки редкостное стечение обстоятельств! Да я бы на вашем месте!..
– Да? – спросил шофёр недоверчиво.
– А то нет! – воскликнул Д.
Такси остановилось у парадного. Д. расплатился, вылез.
– Поезжайте завтра же! Не тяните! Куйте железо, пока оно не остыло! Я желаю вам счастья!
– Спасибо! – сказал растроганный шофёр, и машина умчалась.
«Право, чудак! – думал Д., поднимаясь по лестнице. – Женщин боится. Но не лишён наблюдательности: “соски вверх торчали”!»
Открывая дверь, Д. вспомнил о своих несчастьях. Когда дверь открылась, он задержался на пороге. Ему не хотелось входить в комнату, не хотелось видеть своё неудавшееся, жалкое дело, не хотелось видеть мёртвую Хариту. Но всё же он вошёл. Он боялся взглянуть на свой письменный стол, но всё же собрался с духом и взглянул. Среди разбросанного в полном беспорядке растреклятого неудавшегося дела стояла баночка с водой, на дне которой лежала неподвижная рыбка, полуприкрытая своим хвостом, как прозрачным, тонким саваном.
Д. поплёлся на кухню, нашёл в одном из шкафчиков маленький полиэтиленовый мешочек, вернулся в комнату, ложкой вытащил Хариту из банки и осторожно положил её в мешочек, расправив ей хвост, чтобы было красиво. После он долго копался в ящике письменного стола и наконец извлёк из него шёлковую розовую ленточку. Перевязав ленточкой полиэтиленовый пакетик, Д. сделал бантик. После этого он запихнул в карман ложку, положил пакетик на ладонь и вышел из квартиры.
Было уже совсем светло. Около дома орудовала метлой дворничиха. Но это была не та вредная, чужая дворничиха, а своя, хорошо знакомая и добрая.
– С добрым утром! – приветствовала она Д. и поглядела на него недоумённо – в такую рань он никогда не выходил из дому.
– С добрым утром! – ответил Д. и направился к ближайшему скверику.
В скверике не было ни души. Д. забрался в кусты, выкопал ложкой ямку, положил в неё пакетик и выпрямился. «Прощай, Харита!» – сказал Д. и тяжело вздохнул. Постояв минуты две, он закопал ямку и водрузил на маленький холмик увесистый булыжник. «Прощай!» – сказал он ещё раз и побрёл домой.
Дворничиха опять взглянула на Д. с недоумением. Со стороны его поведение выглядело и впрямь несколько странным.
Вернувшись домой, Д. уселся за письменный стол и принял свою любимую позу, обхватив руками голову.
«Судьба добивает меня, – с тоской думал Д. – Ещё один лёгкий удар, и со мною всё будет кончено. Ещё один щелчок по носу, и кранты, как говорит Гоша».
Д. тупо глядел перед собою, ничего, в общем-то, не видя. Наконец он стал кое-что замечать. Перед ним было разбросано в беспорядке теперь уже ненавистное ему и абсолютно никчёмное дело. Он небрежно пробежал глазами первый же попавшийся фрагмент.
«А между прочим, не так уж и дурно!» – подумал Д., удивившись.
После он просмотрел ещё один фрагмент. «А это и ещё лучше!» – поразился Д. Тогда он с жадностью стал просматривать один кусочек дела за другим. И все эти кусочки были хороши!
«Что за дьявольщина! – изумлялся Д. – Ведь вчера это вызывало у меня отвращение, омерзение, почти рвоту! За ночь кто-то всё переделал? Да нет же! Ничто не изменилось! Всё осталось, как было! Но как ни странно, производит теперь совсем другое впечатление!» С жадностью и надеждой Д. принялся заново ворошить своё капризное, переменчивое, непостижимое дело. «Оно как хамелеон! – размышлял Д. – Оно как Зиночка! У него множество лиц! Какое же лицо подлинное? Рехнуться можно!» Но чем дольше он рылся в деле, тем яснее ему становилось: ДЕЛО ВЫШЛО! ДЕЛО ПОЛУЧИЛОСЬ! ДЕЛО ВЕЛИКОЛЕПНО! ДЕЛО ЧТО НАДО! ЗА ТАКОЕ ДЕЛО МОЖНО ПОСТАВИТЬ ПЯТЬ! ДАЖЕ ПЯТЬ С ПЛЮСОМ!
«Ну и дела! – размышлял воспрянувший духом, приободрившийся, радостный Д. – Значит, напрасно я панику порол, напрасно горевал и убивался! Просто-напросто навалилось на меня тяжкое настроение, накатила на меня волна жестоких сомнений, обрушилась на меня лавина беспричинного разочарования! Вместо того чтобы взять себя в руки, не психовать и немного подождать, я стал упиваться своим отчаяньем, стал истязать себя мрачнейшими мыслями. И едва не спятил! А может быть, и с Зизи я поторопился? А может быть, и тут я сам себя сбил с панталыку?»
