Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе
Тюрьму, где сидели мой сын и зять и еще человек 300 офицеров, горожане взяли штурмом, офицеров освободили. Они возглавили сопротивление, и в городе начались ожесточенные бои. Большевики имели перевес, так как среди них было много обученных солдат, а, кроме того, они располагали большим количество пулеметов и боеприпасов. Белая армия, созданная офицерами, была вытеснена из города, бои шли в окрестностях, совсем близко от нас. Каждый день нам грозила опасность, что латыши вернутся и расстреляют нас, но у них, видно, не нашлось времени.
БАНДЫ И АРМИИ. КОНЕЦ КОЛЧАКА
Не только в Барнауле, но и в других городах и селах Сибири возникли такие большевистские рассадники. Собственно Красная армия, наводнившая всю Россию, посылала только разведчиков и агитаторов, которые собирали вокруг себя наихудшие элементы. Это были не сибиряки, а преступники и беглецы из России плюс значительная часть интернированных в Сибирь военнопленных. Кроме немцев, турок и нескольких венгров, почти все, надеясь таким образом вернуться на родину, перешли к красным, тем более что большевистская агитация приманивала их подобными посулами. Солдаты чешской армии под командованием генерала Гайды{133}, еще в начале войны со всем военным снаряжением перешедшие на сторону России и жившие в Сибири не как военнопленные, а как гости, примкнули к местному населению, восставшему против большевиков. Они и так называемая Белая армия на некоторое время избавили Барнаул от власти большевиков.
Между тем и адмирал Колчак дошел до Омска и там образовал всероссийское правительство. Ему удалось отбить первое наступление собравшихся в Сибири красных банд на западе далеко за Урал, а на востоке — за Байкал. По времени это совпало с бесчеловечным убийством всей царской семьи, которую перевезли и Тобольска в Екатеринбург.
Раньше, приезжая в Сибирь, я всегда обнаруживал огромные перемены в обстоятельствах — новые города, новых людей, новые интересы. Только одно не менялось — сибирская природа и дух, свойственный истинному сибиряку. Я убежден, что лишь полное истребление этой человеческой породы даст нынешнему режиму гарантию, что он удержит Сибирь под пятой коммунизма. Да и то вряд ли, ведь просторы Сибири неизмеримы, а богатства ее недр и природы неисчерпаемы, поэтому там и впредь всегда будут рождаться люди, у которых достанет сил отвоевать свободу и сбросить противоестественное иго, навязанное Сибири лишь по причине малой ее населенности, а к тому же позорным обманом. Если бы Сибирь предоставили самой себе, если бы не вмешалась Антанта и если бы Колчак был дипломатом, этот край никогда бы не пал жертвой большевизма. Ведь у большевиков не было там совершенно никакой опоры. Крупные капиталисты и помещики, голодающие фабричные рабочие, то бишь пролетарии, там отсутствовали, а значит, отсутствовала и классовая ненависть. При богатейших ресурсах социально-экономические отношения в Сибири были здоровыми.
Как я уже говорил, вмешательство Антанты, которая потребовала от Колчака отвоевать из Сибири всю Россию, привело в 1919 году к катастрофе. Вернувшихся с войны сибирских крестьян опять ставили под ружье. Они отчаянно сопротивлялись; собственно, никто не отказывался идти в армию, чтобы оборонять Сибирь от большевизма, но за Россию готовы были воевать только старики, требуя, чтобы молодые оставались дома, сеяли хлеб, поля-то совсем бурьяном заросли. Атаманские отряды, которым было приказано загонять крестьян под ружье, пользовались ситуацией — грабили и мародерствовали. Сибиряки сражались храбро, хотя Антанта, взявшая на себя вооружение и экипировку новой армии, поставляла скверную боевую технику, плохие пушки, патроны, не подходившие к винтовкам. Хорошее оружие получали в первую очередь чехи, сами же сибиряки были вооружены до крайности плохо, что их очень сердило. Большевики исподволь подстрекали к восстанию. Французский генерал, который интриговал против Колчака и, в конце концов, продал его большевикам, инспирировал Гайду не подчиняться адмиралу, действовать на свой страх и риск; вот так и вышло, что чехи и украинцы ушли с фронта и теперь только боролись в тылу с бандами да охраняли железную дорогу. Во фронте образовалась громадная брешь. Ею и воспользовались большевики, ударившие в тыл колчаковской армии. В Белой армии, куда красные заслали множество провокаторов, начался ропот. Агенты красных рассказывали, как замечательно живется в России за линией фронта. Полки один за другим оставляли Колчака и переходили на сторону красных, большевики захватывали в Сибири город за городом.
Судьба Колчака в итоге закончилась трагически. Охрану его поезда, в котором он вез военную российскую казну, несли чехословаки. Когда ему пришлось бежать, они предали его. В начале войны они предали Германию, в полном составе переметнувшись к противнику, затем во время колчаковского похода попросту бросили фронт, а теперь продали адмирала большевикам и поделили с ними золото, чтобы купить себе свободный проезд до Владивостока. В Иркутске Колчака расстреляли; он погиб как герой, испросив разрешения командовать собственной казнью.
БЕГСТВО ИЗ БАРНАУЛА. СТАНЦИЯ ТАЙГА
До осени 1919 года мы оставались в Барнауле. К городу подходили новые и новые банды, предававшие все огню, грабившие и убивавшие. Надо было бежать, пока Красная армия не вошла в город и большевики не взяли власть. Поезд, в котором нашлось место для 300–400 человек, увез нас — семьи офицеров, горожан, рудничных служащих, учителей и т. д. — прочь из города. Продовольствия в поезде было достаточно, так как мы рассчитывали добраться до Владивостока не быстрее чем за несколько месяцев. Когда у Новониколаевска мы перешли с Алтайской железной дороги на Восточносибирскую, перегоны были уже так забиты войсками и беженцами, что за паровозы и пути шли настоящие сражения. В нашем поезде тоже было несколько пулеметов и три десятка голубых гусар. В качестве охраны нас сопровождал полк, образовавшийся стихийно, подобно атаманским отрядам, и отличавшийся жестокостью и необузданностью. Но при всей его решительности и энергии вперед мы продвигались крайне медленно. От Новониколаевска до станции Тайга — 300–400 километров — добирались четыре недели, потому что угодили в гущу отступающих колчаковских войск, шедших вдоль железной дороги и по единственному здесь большому военному тракту. Их отступление можно сравнить с бегством Наполеона из России. В ледяную стужу тянулись по заснеженным дорогам бесчисленные возы с полузамерзшими, смертельно измученными людьми, солдатами, женщинами, детьми. Павшие лошади, разбитые сани, мерзлые человеческие трупы тормозили движение. Вагоны нашего поезда были настолько переполнены, что пошевельнуться невозможно, на подножках и крышах тоже ютились люди. Мы обретались в вагоне для скота. Часто нам приходилось наблюдать, как на бредущих по дороге людей нападали банды красных. Тогда завязывались ожесточенные схватки, и большевики, захватив все, что им было нужно, уходили прочь.
