Борис Тененбаум - Великий Наполеон
Он оказался прав – между прусской и российской миссиями начались трения. Российская делегация, в отличие от всех прочих, возглавлялась не министром, а самим императором. Это имело свои преимущества – и царь очень и очень настаивал на том, чтобы именно такой формат и был принят за основу: главы государств договариваются о чем-то в принципе, а уж министры оформляют их решение в юридическом смысле.
Что, однако, никак не устраивало его «верных союзников», императора Австрии и короля Пруссии – они предпочитали укрыться от шарма русского императора (усиленного тем, что он располагал огромной армией) за спинами своих министров и советников.
В результате торговля шла и шла, никаких результатов не приносила, царь раздражался все больше и больше, и уже сам начинал говорить, что «…коли дипломаты не могут уладить дело, должны высказаться мы, старые солдаты…». В свои 37 лет он вовсе не был «старым», и уж солдатом не был безусловно, но ему нравилось поиграть в сурового воина.
Продолжалось это все до декабря 1814 года, когда случилось поистине неожиданное событие. Меттерних к этому времени получил заверения Англии, что теперь, когда она освободилась от неприятной проблемы – войны с США, – она будет готова поддержать публично заявленную позицию Австрии по Саксонии: «…никакой ликвидации королевства Саксония не может быть допущено…». Коли так, поддержка Пруссии была уже не нужна – и Меттерних, в вежливейших выражениях, написал прусскому канцлеру, Гарденбергу, что он готов предложить Пруссии одну пятую Саксонии – но не больше.
Этот сам по себе безупречно логичный ход, однако, не учел того, что сейчас называлось бы «человеческим фактором», – реакции Гарденберга Меттерних не предвидел.
Считая себя обманутым и придя в полную ярость, Гарденберг отправился к царю и проделал то, что вообще-то никогда и ни при каких обстоятельствах в дипломатии не практиковалось, – показал ему свою секретную переписку с Меттернихом. Царь, ознакомившись с представленными ему документами, так возбудился, что заявил, что вызовет австрийского министра на дуэль. По крайней мере, так сообщает в своих мемуарах Меттерних. Инцидент в конце концов был улажен императором Францем, который убедил своего венценосного собрата, что такого рода поединок – вещь невозможная.
Коронованные особы все-таки стоят наособицу, и нельзя принудить кого бы то ни было взять в руки оружие, рискуя совершить цареубийство.
VII
Надо сказать, что отношения российского императора и австрийского министра складывались весьма неприязненно и до этого инцидента.
Александр Первый – император России – не привык к тому, чтобы ему противоречили. Такое поведение его несказанно раздражало. Александр Первый – частное лицо – любил и умел нравиться, и в искусстве чарования собеседника достиг немалых высот. Его недаром называли в России «…наш ангел…».
И когда все его чары никакого впечатления на собеседника не производили, его это очень задевало и обижало.
А поскольку Меттерних – самым вежливым и предупредительным образом – ему непрерывно противоречил, и никакие усилия российского государя изменить это с помощью обходительности не помогали, то царь к декабрю 1814 года относился к Меттерниху с раздражением и обидой, даже и без знания содержания его писем к Гарденбергу, из которых вытекало, что Меттерних считал царя Александра лжецом.
На политические разногласия накладывались и личные мотивы – добавлялась, так сказать, романтическая компонента. Далеко не все дела делались в Вене на почве официальной – многое согласовывалось не в посольствах и миссиях, а неофициально, на балах и в салонах.
Салонов было множество, но главными неофициальными центрами интриг, несомненно, служили «русский», который держала княгиня Багратион, «французский» – в доме Талейрана, хозяйкой которого по его просьбе стала Доротея де Талейран-Перигор, юная жена его беспутного племянника, и «австрийский», хозяйкой которого была Вильгельмина де Саган, любовница Меттерниха.
Ну, госпожа Багратион, вдова национального героя России, павшего под Бородином, уже давно служила «притчей во языцех» для всей Европы. Мужу своему она досталась как своего рода военный трофей. Павел Первый выдал замуж юную девушку и богатую наследницу, выбрав ей супруга куда более старшего, не отличающегося светским лоском, – и не особо интересуясь ее мнением по этому поводу [1].
Очень скоро она оставила мужа и уехала за границу. Образ жизни усвоила себе вольный – ее называли «…нагим ангелом…» за чрезвычайно смелые декольте. Смелость она проявляла не только в нарядах – свою дочь, рожденную в Германии, назвала Клементиной, по отцу. Отцом ребенка был Клемент фон Меттерних, в ту пору посол Австрии в Саксонии.
Теперь она приехала в Вену, пылая жаждой мести против своего неверного любовника и его теперешней подруги, герцогини де Саган – о которой есть смысл поговорить отдельно.
VIII
Катарина Фридерика Вильгельмина, герцогиня де Саган, была внучкой Бирона, известного любимца и фаворита русской императрицы Анны Иоанновны, которая и сделала его герцогом Курляндским.
Его сыну, Петру, пришлось оставить герцогский престол в Митаве, столице Курляндии, и перебраться в Европу, в купленные там поместья, главным из которых и оказался Саган. Соответственно, его старшая дочь сменила свое русское имя – Екатерина Петровна Бирон – и стала Вильгельминой фон Саган (поместье было расположено в Силезии), или, на французский лад, герцогиней де Саган – или даже герцогиней Заганьской, как ее называли в Польше или в России.
Наследница большого состояния, она дважды побывала замужем, оба раза неудачно. После двух разводов она осталась одна – по-прежнему богатой и изысканно красивой светской дамой, но теперь к тому же и совершенно независимой.
Вильгельмина де Саган в свои 33 года могла жить, где ей было угодно, и делать все, чего бы она ни пожелала. Средства позволяли.
Года за два до Венского Конгресса она взяла в любовники Меттерниха – и, надо сказать, он был действительно в нее влюблен.
Собственно, не очень даже понятно, почему. Светский роман вовсе не предполагал таких крайностей, как беззаветная влюбленность. Конечно, герцогиня была и умна, и знатна, и красива. Но «донжуанскому» опыту Меттерниха позавидовал бы любой, самый избалованный женским вниманием сердцеед – в бытность его послом Австрии в Париже в него была пылко влюблена младшая сестра Наполеона, Каролина, жена Мюрата, ему приписывали также романы с ее сестрой Полиной и с падчерицей Наполеона, Гортензией.
