Георгий Агабеков - Секретный террор Сталина. Исповедь резидента
Идейным руководителем ОГПУ в настоящее время является Генеральный секретарь партии Сталин. Он лично дает направление внешней и внутренней работе органов ОГПУ.
Из органа, являвшегося мечом в руках пролетариата, ОГПУ превратилось в орган личной диктатуры Сталина. Примером служит расправа с Троцким, Мясниковым, Мдивани и с «правой оппозицией».
Сотрудники ОГПУ, считавшие свою работу революционной обязанностью, ныне превратились в ретивых чиновников, работающих в целях личного благополучия и карьеры. Они теперь настолько обезличены и «дисциплинированы», что творят по указке Сталина все, что угодно, не задумываясь о революционной целесообразности. ОГПУ, поставленное над всеми другими учреждениями соввласти, пользующееся особыми материальными и правовыми привилегиями, стало «царской опричниной». Из органа диктатуры пролетариата оно обратилось в орган душителей пролетариата.
Заключение
Когда я сидел в редакции «Последних новостей» в Париже и разговаривал с журналистами, то один из них спросил меня – не боюсь ли я, что ОГПУ расправится со мной? На это я, помню, ответил, что непосредственная опасность грозит мне до тех пор, пока я не опубликовал своей книги, а потом мне будут мстить лишь при удобном случае.
Зная великолепно нравы и обычаи ОГПУ, я сделал такой вывод и не ошибся.
Спустя три месяца после разрыва с Кремлем, уже проживая в Бельгии, я получил из Парижа одно за другим два письма от некоего Измаила Гаджиани, в которых он просил встречи со мной по важному делу.
С Гаджиани я еще в родном городе учился в одной гимназии. Затем, уже в годы революции, когда я был резидентом в Мешеде, один из его братьев работал секретно для меня. Наконец, с самим Измаилом я в период пребывания в Москве, где он имел коммерческую контору, не раз встречался и знал, что он является секретным агентом контрразведывательного отдела ОГПУ.
Итак, получив его письма, я предположил, что его приезд в Париж был связан с моими делами, и, приняв соответствующие предосторожности, согласился встретиться с ним в Брюсселе.
Встретились мы на одной из главных улиц, как два брата, и тут же зашли в одно из бесчисленных кафе поговорить по душам.
– У меня имеются для тебя два письма, – начал Гаджиани, – но прежде чем передать их тебе, я хочу спросить тебя, что значат твои статьи в «Последних новостях»?
– Как что? Это началась печататься моя книга, – ответил я.
– Да что ты, в самом деле порвал с ОГПУ, что ли? – недоумевающе спросил Гаджиани.
– Давай лучше мои письма. Почитаем, а потом поговорим на эту тему, – сказал я, почувствовав что-то неладное и желая из писем предварительно узнать, в чем дело, дабы знать, какой тон взять с Гаджиани.
Гаджиани передал мне письма. Одно из них было написано по-армянски, а другое на персидском языке.
В первом письме, датированном 25 июля, было буквально следующее:
«Дорогой Стон (мой псевдоним в Константинополе)!
Давно ничего не пишешь. Наверное, еще не имеешь связи. Из Константинополя также много не писал. Теперь ты, наверное, еще меньше времени будешь иметь, чтобы писать мне. Ты теперь находишься в таком месте, куда очень стремился попасть.
Моего посланца ты должен знать. Он хороший и преданный парень. «С» с ним отправил мне письмо, в котором пишет, что заместитель «Старика» очень рад, что мы стоим на нашем посту, и доволен нашей работой. Ты помнишь, что ты говорил, что только армяне могут хорошо работать. Если «Старик» на тебя очень полагался, то теперь вновь назначенным нужно доказать, что мы можем делать еще более крупные дела.
Наша «торговля» идет хорошо. «Короткого» отправили обратно; «Красивый» останется несколько месяцев, затем уедет. Ожидаем новых.
Скоро я приготовлюсь ехать туда, о чем мы с тобой много думали, и, как я говорил, я буду там первым. Почти все готово. Еду один. От «Бороды» отошел. Увидимся – расскажу почему.
Мой посланец, как видно, назначен для связи между такими, как мы. С ним ты можешь написать несколько слов. У тебя очень интересная работа, и ты о ней мечтал. И если сумеешь провести… Последнее время «Заря» хорошего мнения о тебе и верит, что эту работу ты сделаешь лучше, чем все другие.
Мне кажется, что «Заря» устал и хочет вернуться. «С» пишет, что есть новости о партийной жизни. Мы тоже, как ты, очень поздно узнаем об этом. Не знаю, как ты, но мы кое-когда читаем наши газеты. Нам дает «М», с которым мы встречаемся в неделю раз.
Скоро, вероятно, с тобой систематически свяжутся, и мы надеемся переписываться с тобой.
Я очень бы хотел также попасть в «П», конечно, сейчас не пустят. Поеду, приеду, посмотрим.
Привет, пожелания здоровья и удачи. К.»
Подписано письмо было К. Кеворкяном, если читатель помнит, одним из моих помощников в Москве.
Прочитав письма, я сразу понял игру ОГПУ. Узнав через агентуру в Париже о том, с каким недоверием я был встречен в Париже, что было естественно после моей десятилетней работы в ЧК, ОГПУ решило этими письмами окончательно внушить недоверие ко мне, а отсюда и к тем разоблачениям, которые я сделал бы.
– Теперь расскажи по порядку о твоей поездке, – обратился я к Гаджиани после чтения писем.
– Два месяца тому назад меня вызвал к себе заместитель начальника ИНО Артузов. Когда я пришел к нему в кабинет, там сидели Триандофилов и Кеворкян. Артузов мне сказал, что «мы поручили товарищу Агабекову очень крупную работу в Париже, куда он поехал нелегально. Но мы потеряли с ним связь, которую необходимо установить. Вам необходимо поехать в Париж и, увидевшись с ним, передать ему наше письмо». Я согласился на предложение Артузова и, получив тысячу долларов на дорогу, выехал из Москвы. С визами у меня не было затруднений, ибо я имел персидский паспорт. Приехав в Париж, я по инструкции ОГПУ остановился в гостинице «Англетер», где, по их сведениям, должен был проживать и ты. Но, наведя справки, я выяснил, что ты оттуда давно переехал. Я продолжал поиски и, наконец, из газет узнал, что ты в Бельгии. Узнав об этом, я телеграфно сообщил в Москву, испрашивая дальнейших инструкций. На эту телеграмму я получил ответ, что «Агабеков не в Бельгии, а в окрестностях Тулона живет на одном из военных заводов», куда ОГПУ предлагало мне ехать и найти тебя.
Чем дальше рассказывал Гаджиани, тем ярче я представлял себе дьявольский план провокации. Мне было ясно, что Артузов решил пожертвовать Гаджиани, чтобы погубить меня. Он сознательно направил его с персидским паспортом, то есть таким же, какой был у меня в Константинополе, в Париж и велел остановиться в той же гостинице «Англетер», где останавливался я. Расчеты Артузова были основаны на том, что Гаджиани, двигаясь по пути Агабекова и разыскивая его, обратит на себя внимание полиции, которая при обыске найдет у него письма ОГПУ, компрометирующие Агабекова. Меня заинтересовала роль Гаджиани. Знал ли он, на что идет?
