Рене Кастр - Бомарше
Так случилось, что архиепископ Парижский монсеньор де Жюинье в своем пастырском послании по случаю Великого поста 1785 года запретил верным католикам ходить в театр на «Женитьбу Фигаро». Бомарше отреагировал в присущей ему манере, сочинив весьма непристойные куплеты, в которых высмеивал этого высокопоставленного служителя церкви:
В Париже упились
Два святых отца:
Один из них начальник, а другой —
Его первый помощник…
Приличия, к сожалению, не позволяют нам продолжить цитату. В ответ на эти легкомысленные куплеты в «Журналь де Пари» появилось несколько анонимных статей. Вероятно, здесь не обошлось без Сюара.
Автор одной из этих публикаций задавал вопрос о том, что же сталось с малюткой Фигаро, о которой шла речь в «Цирюльнике», но не упоминалось в «Женитьбе». На полном серьезе Бомарше ответил, что малютка Фигаро, приемная дочь андалусского цирюльника, переехала во Францию, где вышла замуж за бедного рабочего из Пор-Сен-Никола по фамилии Леклюз. Этот бедняга Леклюз погиб в результате несчастного случая, оставив жену с двумя детьми на руках. Свой рассказ Бомарше закончил призывом к согражданам оказать помощь вдове Леклюз. Она существовала на самом деле, и Бомарше ей покровительствовал. Сюар понял, что его противник таким образом свел на нет все его усилия, заставив клеветников послужить богоугодному делу, и удвоил свои атаки, которые, кстати сказать, оплачивались графом Прованским, ярым врагом Бомарше и противником постановки «Женитьбы»; возможно, граф, сочинявший на досуге стихи, сам был одним из авторов эпиграмм.
Бомарше, придя в крайнее раздражение от новых нападок, в открытом письме, опубликованном 6 марта 1785 года в «Журналь де Пари», заявил, что не будет больше отвечать анонимным обидчикам. Он подкрепил свои заверения следующей сентенцией: «Неужели вы думаете, что после того как я одолел львов и тигров, чтобы добиться постановки комедии, после моего успеха вам удастся принудить меня, словно какую-то голландскую служанку, гоняться по утрам с ивовым прутом за гнусными ночными насекомыми?»
Последние слова относились к Сюару, которого из-за худобы часто сравнивали с насекомым. Граф Прованский убедил Людовика XVI, что львы и тигры также имеют своих прототипов, это король и его министры. Цель графа не вызывает сомнений — он добивался ссоры.
Людовик XVI, сильно раздосадованный триумфом пьесы, которую он осудил и которая оскорбляла его чувства доброго христианина, так разгневался, что тут же за карточным столом, за которым он в тот момент находился, на первой попавшейся игральной карте — ею оказалась семерка пик — нацарапал карандашом приказ немедленно арестовать Бомарше. Суровость наказания король усугубил оскорбительным для возраста и положения Бомарше уточнением, что препроводить того следует не в обычную тюрьму, а в тюрьму Сен-Лазар, куда заключали провинившихся подростков.
В письме от 16 марта 1785 года Гримм поведал об обстоятельствах ареста:
«В ночь с 7-го на 8-е сего месяца комиссар Шеню и инспектор полиции де Тронше явились, чтобы забрать г-на де Бомарше, находившегося у себя дома в компании многочисленных друзей. Он попрощался с ними, сказав, что срочные дела требуют его присутствия в Версале. Но тут встал вопрос о том, что нужно опечатать его дом. Он горячо воспротивился этому, заявив, что ему предстоят крупные выплаты по текущим торговым делам и арест имущества может нанести ущерб его многочисленным партнерам. Комиссар отправился к начальнику полиции за соответствующим распоряжением, и тот разрешил дом не опечатывать. Г-н де Бомарше поинтересовался, куда его собираются везти. „В Сен-Лазар!“ — „В Сен-Лазар? — удивился он. — Что ж! Едем!“ Он сел в карету и был препровожден к месту назначения. Прибыв туда, он обнаружил приготовленное для него помещение, состоящее из двух комнат, и хорошую постель. Перед тем как расстаться со своими провожатыми, он поблагодарил их за деликатность, с коей они исполнили столь трудную миссию, при этом он сохранял полнейшее хладнокровие. Монах, назначенный прислуживать ему, расположился на ночлег в передней комнате его апартаментов».
Тюрьма Сен-Лазар находилась под попечительством монашеской братии. В этой своеобразной исправительной колонии, предназначенной для молодежи, вовсю применялись телесные наказания, и обыватели задавались вопросом, неужто дважды в день охаживали кнутом и эту знаменитость — доверенное лицо министров и одного из величайших писателей своего времени. Возмущение общественности по этому поводу выразилось, в частности, в распространении доморощенных картинок, изображавших сцену порки Бомарше монахом-лазаристом.
На второй день заточения Бомарше взялся за перо, чтобы выразить свой протест. Не просто было писать мемуар, не зная точно, что же послужило поводом для королевского приказа, но скорее всего начальник полиции шепнул-таки пленнику на ушко причину гнева Его величества.
Но как отвести от себя подозрения в том, что сам Бомарше назвал полнейшим сумасшествием? Как оправдаться перед королем, решившим, что именно его Бомарше сравнил с тигром?
«Сравнивая те огромные трудности, — писал он, — которые мне пришлось преодолеть, чтобы добиться постановки моей слабой комедии, с теми многочисленными нападками, которые после победы спектакля не могут не казаться ничтожными, я просто обозначил две крайние точки на шкале сравнений. И там, где я сказал о львах и тиграх, я с тем же успехом мог сказать: „После того как я в сражении победил гигантов, подыму ли я руку на пигмеев?“ или употребить любое другое образное выражение. Но даже если кто-то продолжает настаивать на том, что во Франции может найтись человек настолько безумный, что осмелится оскорбить короля в письме, не только подвластном цензуре, но и опубликованном в газете, то я должен задать вопрос: неужели я до сих пор давал хоть какой-нибудь повод считать меня настолько сумасшедшим, чтобы этот кто-то решился безо всяких к тому оснований выдвинуть против меня столь чудовищное обвинение?»
Людовик XVI довольно быстро понял, что заключение Бомарше в тюрьму только способствовало росту популярности этого человека, чье перо на протяжении десятка лет будоражило общественное мнение, заточение же писателя в тюрьму Сен-Лазар, а не в Бастилию или Венсенский замок, куда обычно отправляли лиц благородного происхождения, еще больше возмутило публику.
Начальник полиции Ленуар лично навестил узника, но вместо того, чтобы допросить его в соответствии с установленным порядком, он принялся утешать Бомарше и согласился стать посредником в его переписке с Лафайетом и принцем де Нассау, которые предлагали Пьеру Огюстену деньги для погашения его первоочередных долгов. Бомарше заявил, что, несмотря на тюремное заключение, сам урегулирует все свои дела.
