Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион
Этим замечанием он хочет подчеркнуть разницу между политиками, какими бы блестящими они ни были, и настоящими государственными деятелями. Старик, несомненно, относится к числу последних, и все его сотрудники давно в этом убедились. Ицхак Навон, его верный секретарь, однажды сказал о нем: «Если бы вы попросили меня одной фразой определить, что стоит за поступками (Бен-Гуриона, я бы ответил: выживание народа Израиля». В чем оно заключается? На этот вопрос отвечает сам Бен-Гурион: «Судьба Израиля зависит от двух вещей: от его силы и его правоты». Всю свою жизнь он боролся за безопасность Израиля, стараясь сделать из него во всех отношениях сильное государство. Он хочет вдохнуть в него нравственное величие, превратить его в «избранный народ» и «свет наций».
Если судить о Бен-Гурионе по его делам, то следует признать, что он более преуспел в государственной власти, чем в мире мыслей. Он человек крайностей, одержимый, жестокий с противниками, безжалостный в сражении. «Я человек задиристый и злобный», — часто говорит он. И вместе с тем он способен любить, восхищаться, поклоняться, но также не зная меры. Он с большим уважением относится к Неру, почтителен к философам, даже если не согласен с их политическими взглядами. Его комментарии об Эйнштейне, переписка с доктором Швейцером и Бертраном Расселом, его диалоги с философами, писателями и университетскими профессорами доказывают его глубокое уважение к ним и к их деятельности. Но внезапно его восхищение переносится на другой тип людей: первопроходцев, скромных и безвестных, которые превратили пустыню в цветущий сад.
Он восхищается мужеством и храбростью во всех их проявлениях, но особенно чисто физической храбростью. Когда армию поражает «парашютная лихорадка» (в то время ему шестьдесят восемь лет и он министр обороны), он решает научиться прыгать с парашютом! Моше Даяну пришлось употребить весь свой талант, чтобы отговорить его от этой затеи. Его смелость проявилась и в видении будущего Израиля, и цели, которые он ставил перед своим народом, тоже свидетельствуют о его мужестве. Человек с менее закаленным духом никогда не смог бы вовлечь еврейское государство во все те события, которыми отмечена судьба страны: это создание отечества, армии, современной авиационной промышленности; освоение пустыни Негев, строительство атомного реактора. Каждое из этих решений было принято и осуществлено вопреки мнению экспертов, а иногда и несмотря на возражения многочисленных политических деятелей. Его смелый ум не побуждает его строить воздушные замки, он не верит в химеры и твердо стоит на земле. Если Бен-Гурион и мечтатель, то мечты его прочно связаны с действительностью, которая изучена и проанализирована до мельчайших деталей. Некоторые видели в нем пророка нашего времени. Возможно, так оно и есть, но тогда он — пророк с логарифмической линейкой в руках.
Он так скрывает свои политические цели, что о них не знают даже самые близкие его соратники. В начале 1957 года, после Синайской кампании, Менахем Бегин приезжает к нему домой в Тель-Авив и сообщает, что получил приглашение прочесть цикл лекций в США, но американские руководители-евреи возражают против его приезда, поскольку опасаются, как бы изложение им своих взглядов на проблему «исторических границ» не оказалось пагубным для Израиля. В ответ Старик советует ему самому отказаться от своих мечтаний на предмет территориальных границ еврейского государства: «Есть вещи, о которых нельзя забывать, но о которых никогда нельзя говорить». Впоследствии, однако, он смирится со статус-кво на восточной границе Израиля и задолго до Шестидневной войны откажется от территориальных завоеваний, которые всегда расценивались как аннексия заселенных земель.
С учетом его общепризнанного статуса национального лидера и положения на международной арене наиболее неожиданной чертой Бен-Гуриона была наивность. Часто он с детским простодушием восторгался фокусниками и мастерами устного счета. В середине 1959 года он начал советоваться с ясновидящей, хотя и не очень верил ее предсказаниям… Однажды он очень коротко постригся и, натянув берет на уши, осведомился у служащих своего офиса, можно ли его узнать в таком виде, поскольку он хотел бы прогуляться инкогнито по городу и посмотреть «как живут евреи», как это делал когда-то Гарун аль-Рашид, появляясь неузнанным на рынках Багдада.
В то же самое время появились некоторые признаки, указывающие на то, что с возрастом его характер стал мягче. Год, который он провел в Сде Бокер, положил начало возобновлению интимных отношений с Паулой. Решив переехать на жительство в этот киббуц, он сказал ей: «Ты не обязана ехать со мной. Если хочешь, оставайся в Тель-Авиве. Раз в две недели я буду приезжать к тебе, другие две недели ты будешь приезжать сюда». Но Паула отказалась от такого предложения и вместе с мужем переехала жить в пустыню. Он был глубоко тронут этим поступком и посвятил ей одну из своих последних книг:
«Пауле с любовью. «Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за мной в пустыню, в землю незасеянную» (Книга пророка Иеремии, глава II, стих 2)».
Весь этот год он ищет ее общества; когда она на несколько дней уезжает в Тель-Авив, он чувствует себя заброшенным. «Без тебя дом кажется пустым и холодным… Когда ты вернешься?» На самом деле Паула сильно страдала от жизни в киббуце. Она последовала за мужем в пустыню потому, что любит его и знает, что ее место всегда рядом с ним. Она скучает по городской жизни и часто чувствует себя несчастной, но Бен-Гурион об этом и не подозревает. Погруженный в свой собственный мир — он много пишет и читает, — он не задумывается о чувствах тех, кто его окружает.
Он посвящает мало времени семье и не интересуется ею по-настоящему. Редко видится с сестрами или братом Михаэлем, хозяином маленького буфета в северной части Тель-Авива. Его собственные дети женаты и уже имеют своих детей. Он старается быть хорошим дедушкой и ежегодно вносит в записную книжку дни рождения внуков, чтобы не забыть поздравить их и послать подарки. Его сын Амос хочет жениться на молоденькой медсестре-англичанке, которая ухаживала за ним в госпитале, куда он попал во время службы в британской армии. Паула противится женитьбе сына на нееврейке и просит Бен-Гуриона отговорить сына, но он ничего не предпринимает. Напротив, когда он пишет Пауле, что делает все, «чтобы вытащить его из любовных переживаний, которые его целиком захватили», сам благословляет молодых. Возможно, на него повлияло то, что в то же самое время, то есть незадолго до конца войны, у него самого был роман с нееврейкой Дорис Мэй.
