Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945
В который раз роль истребительной авиации в обороне рейха снова упрочилась. 15-я американская ВА, действовавшая из Италии, несла тяжелые потери во время своих налетов на Плоешти и Вену. В июле 1944 года они достигли рекордной цифры — 318 бомбардировщиков, а в августе их потери среди летного состава были даже выше, чем потери обеих воздушных армий, воевавших в Италии. Гаррис сделал похожее наблюдение во время совещания глав военно-воздушных сил союзников, на протяжении нескольких недель после дня высадки союзников потери среди бомбардировочной авиации были гораздо выше, чем у 2-й английской армии на участке вторжения.
В течение лета люфтваффе в среднем теряло 300 самолетов в неделю. Немецкие цифры говорят о сокрушительных потерях: 31 000 человек летного состава с июня 1941 года до июня 1944 года. А за следующие пять месяцев, с июня по октябрь, эта цифра выросла на 13 000, в общем до 44 000 летчиков!
Сегодня, когда стали доступны архивы союзников, можно взглянуть на происходившее и с другой стороны. Из них ясно видно, что давление на союзные экипажи было высоким. Несмотря на их превосходство, на их успехи, на сам факт близком победы, их моральный дух летом 1944 года упал настолько низко, что в результате была создана серьезная проблема для союзного командования. Особенно подавленным было настроение в 8-й американской ВА, расположенной в Англии. Когда для экипажей бомбардировщиков был предоставлен отпуск на праздники в Майами и Санта-Монике, то эффект был прямо противоположным ожидаемому, ибо летчики неохотно возвращались на свои боевые места, исполненные ненависти к гражданским лицам, военной авиации и ее руководителям, а также к правительству. Наконец, в июле 1944 года американское командование было вынуждено ввести вторые экипажи бомбардировщиков в 8 ВА, воевавшей против Германии. Никакая другая мера не может лучше всего продемонстрировать тот упадок, из которого союзным руководителям следовало искать выход! У нас же командиры эскадрилий по-прежнему оставались в строю после восьми ранений, после того как их сбивали раз пять, они продолжали летать с сильно обожженными лицами и сломанными костями, которые еще не успели срастись.
Большое количество вынужденных приземлений американских бомбардировщиков в нейтральных странах являлось показателем их моральною состояния. Вплоть до июля 1944 года экипажи 94 бомбардировщиков нашли убежище в Швеции, а 101 экипаж в Швейцарии, при этом туда были посланы несколько комиссий для того, чтобы установить — на законных ли основаниях они приземлялись в этих странах. В связи с этим существовали противоположные мнения и огромное число доводов за и против. Иэкер, скорее всего, ухватил суть происходящего, когда высказал свое мнение по этому вопросу Арнольду в августе 1944 года: "Наши летные экипажи, подобно всем нормальным людям, не хотят быть убитыми... Все они с огромным чувством удовлетворения вернутся домой, когда им на смену придут другие в результате ротации персонала. Это отнюдь не означает низкого морального уровня. Это просто значит, что они нормальные люди".
В любом случае Спаатс в конце июля проинформировал американский штаб, что немецкие люфтваффе отнюдь не умерли, наоборот, все признаки указывали на восстановление численности немецкой истребительной авиации. Сам факт, что наши усилия по воссозданию новых резервов в истребительной авиации вызывали озабоченность среди союзников, давал нам повод для надежды. Многочисленные новые части формировались и проходили ежедневную подготовку в плане военных действий, пока к началу августа этот вторичный резерв не достиг численности в 700 летчиков и самолетов.
Что бы мы только не могли сделать с такими силами всего год тому назад! Но сейчас? Было ли правильным — бросить все силы в огромный пожар на западе? Или же это было преступлением? Во время моей второй инспекционной поездки я пытался найти ответ на эти важные и весомые вопросы За прорывом пол Авраншем уже маячила угроза Парижу, и всюду были признаки неразберихи. Остатки частей истребителей, за исключением сил на севере, были вынужденно оттянуты назад к востоку от Парижа. В суматохе отступления не были ни подготовлены аэродромы, ни решены вопросы снабжения и коммуникаций. Командование пребывало в полном недоумении, не зная, где, когда и как может быть остановлено наступление союзников, хотя бы даже и временно.
Просто фантастика, что в таких условиях 3-й воздушный флот был в состоянии однажды послать на задание 250 истребителей и 180 истребителей-бомбардировщиков. Но из подробных и фактически бесспорных сводок с полей сражения не всплывают иные факты и обстоятельства. В штаб-квартире из западных сводок замечали только одно: 430 истребителей и истребителей-бомбардировщиков в действии, 57 потеряно. Даже не 15 процентов. Где люфтваффе? Сэр, вот сообщения с Западного фронта. За один день 430 боевых вылетов! И сообщение идет дальше наверх. Но в этих сообщениях не упоминалось о том, что в тот же самый день 27 самолетов были сожжены на аэродроме X, что на взлетно-посадочной полосе Y в крепостном парке был уничтожен полк, самолеты которого пытались взлететь, и тогда их расстреляли неприятельские истребители-бомбардировщики; что в других частях во время переброски с одной базы на другую потери составили половину от их численности. Кто заботился о том, чтобы ежедневные вылеты 430 самолетов не имели бы других оперативных последствий для истребителей и истребителей-бомбардировщиков, кроме как быть разгромленными противником?
На западе я сам лично понял, какая оценка может быть дана боевым действиям в условиях явного доминирования противника. Этот взгляд изнутри невозможно ощутить при обсуждении самой ситуации с командирами корпусов, воздушных флотов, а также с представителями высшего командования. Напротив, чем более они удалены от мест сражений, тем более насущными становятся престиж и командная рутина, которыми, по всей видимости, подменяется реальность происходящего. Во время своего посещения различных участков фронта я осознал все несоответствие между усилиями и результатами наших действий. Я знал, что раньше нам никогда не приходилось сражаться при таких отчаянных обстоятельствах. И приказы — продолжать сражаться все с большей силой. Монтгомери, когда услышал о прибывшем к нам пополнении, цинично заметил по этому поводу: оно, скорее всего, ускорит поражение Германии. Что мы могли поделать? Следовало ли нам продолжать эту дорогостоящую демонстрацию сил, не имеющую никакого практического значения и могущую только привести нас к нашей обшей гибели? Итак, я пришел к заключению, что ничего не остается делать, разве только проинформировать наших руководителей о настоящем положении дел, если, конечно, кто-нибудь сможет уделить часть своего времени, чтобы выслушать меня.
