Александр Майсурян - Другой Ленин
Трудно оспорить, что в конечном счете большевизм «склевала» именно такая с виду безобидная птичка… На чьей же стороне был Ленин в этом великом «споре о канарейке»? Если судить по внешним признакам, то похоже, что не на стороне Маяковского. Владимир Ильич очень любил домашних животных. «Его всегда тянуло поиграть с красивым пушистым котенком, — замечал Лепешинский, — (кошки, это — его слабость)». «Он не мог равнодушно пройти мимо кошки без того, чтобы не погладить и не поиграть с ней», — добавляла Ольга Лепешинская. «Его любимцы — дети и котята, — писал Луначарский. — С ними он может подчас играть целыми часами».
Находясь в эмиграции, Ленин как-то говорил: «Особенно любит у нас животных Надежда Константиновна. У нас в доме почти что зверинец: и котята, и щенята. Прямо так и бегут к нам. Однажды пришла к нам даже целая лошадь…»
Сохранил Ленин эту привязанность и после революции. Клара Цеткин вспоминала 1920 год, когда она гостила в его доме: «Когда пришел Ленин и когда несколько позже появилась большая кошка, весело приветствуемая всей семьей, — она прыгнула на плечи к «страшному вождю террористов» и потом свернулась в удобной позе на коленях у него». «Когда он [Ленин] был уже больной, — рассказывала М. Ульянова, — ему кто-то достал маленького щенка, ирландского сеттера. Одного достали — заболел чумой и погиб. Потом другого достали. В 1922 году, когда он был болен, он немало возился с ним». Кличка этого сеттера была Айда.
Американская журналистка Луиза Брайант в 1921 году спрашивала у Крупской, правду ли пишет иностранная печать, что Ленин держит дома целых семь кошек. Крупская засмеялась: «Вот великолепный пример того, как все, касающееся России, преувеличивается. Правда же такова: и мой муж и я любим животных, но сейчас никто в России не заводит себе любимцев из-за продовольственных трудностей… У нас всего один кот. Но для сенсации американскому репортеру нужно, чтоб их было не менее семи!»
Позднее эта «филистерская» черта Владимира Ильича оказалась очень подходящей ко всему духу позднесоветского времени. Рассказы о трогательной любви Ленина к домашним животным вошли в школьные хрестоматии. Что было совсем неудивительно — ведь «канарейка» теперь с триумфом побеждала по всем фронтам…
Крупская отзывалась об этом с плохо скрытым негодованием: «Меньше всего был Ильич… с его страстным отношением ко всему, тем добродетельным мещанином, каким его иногда теперь изображают: образцовый семьянин — жена, деточки, карточки семейных на столе, книга, восточный халат, мурлыкающий котенок на коленях, а кругом барская «обстановочка», в которой Ильич «отдыхает» от общественной жизни. Каждый шаг Владимира Ильича пропускают через призму какой-то филистерской сентиментальности. Лучше бы поменьше на эти темы писать».
«Революции — праздник…» Сам Ленин считал революцию радостным, веселым временем. Он называл революции вообще «праздником угнетенных». Еще в 1906 году он писал: «Весело жить в такое время, когда политической жизнью начинают жить народные массы». А после Октября в жизни утверждались новые праздники — 1 Мая, день Октябрьской революции, день Февральской революции, день Парижской коммуны…
Газета «Правда» писала накануне первой годовщины Октября: «Первый праздник за тысячи лет — рабоче-крестьянский праздник! Первый! Он должен быть отпразднован как-то особенно, чтобы совсем не было похоже на то, как раньше устраивались празднества. Должно быть сделано как-то так, чтобы весь мир видел, слышал, удивлялся, хвалил и чтобы обязательно люди во всех странах захотели сделать и у себя то же самое».
В этот день в столице открыли более десятка памятников, в том числе Достоевскому, Каляеву, Софье Перовской, Человеческой мысли… На одном из зданий в центре Москвы вывесили большую картину с изображением Стеньки Разина. Торжественно сжигали эмблемы старого строя, выпускали ракеты, устраивали фейерверки. Бело-красные аэропланы разбрасывали над городом листовки. Но главными событиями праздника были, конечно, парад и народное шествие на Красной площади. «Никогда еще Москва не видала такой огромной манифестации, — отмечала «Правда». — Мимо проходят работницы; на переднем плакате у них написано: «Мы путь земле укажем новый. Владыкой мира станет труд». Идут женщины, много их, лица веселые, задорные и во весь голос поют «Дубинушку», дружно, звонко и громко подхватывая «Эй, ухнем!». И потом смеются от возбуждения, удовольствия, а некоторые — от смущения».
Ленин считал важным, чтобы праздничные демонстрации ни в коем случае не проходили «казенно», неискренне.
В. Бонч-Бруевич вспоминал свой разговор с Лениным 1 мая 1918 года: «Он стал расспрашивать меня, что говорят между собою демонстранты, какое настроение в массах на площади, не относятся ли они по-казенному к демонстрации? Не идут ли вынужденно? Нет ли чувства, что выполняют приказ?» Газета «Вечерние вести» описывала забавную сценку на этой первомайской демонстрации: рабочие несли портрет Карла Маркса, сделанный наподобие хоругви. «Какая-то божья старушка истово крестится и говорит:
— Что же это, голубчики, святой какой, што ли?..
— Чудотворец, бабушка…»
В течение 20-х годов в официальном календаре наряду с «днями революции» сохранялись и старые «красные дни» — Рождество, Пасха, другие православные праздники… Люди могли выбирать, что они предпочитают праздновать. Автор «Биржевых ведомостей» Лидия Лесная язвительно замечала по этому поводу (в 1918 году):
Каждый день на митингах революционным слогом
Мы говорим о том, что не верим в Бога.
Но чтобы, Боже сохрани, работать нам
В день «Св. духа» или «Введения во храм»?!
Ни за что!
Все 20-е годы продолжалась эта своеобразная «война праздников». Больше всего в печати обличали рождественскую елку. Ее не запрещали, но всячески высмеивали. Популярная детская частушка тех лет:
Комсомольцы, комсомолки,
Мы обходимся без елки.
Во —
И боле ничего!
А вот более пространные «анти-елочные» стихи 1923 года (они тоже обращены к детям):
Вместо песен нынче — речи.
Стал для вас хлопушкой — кольт.
Блекнут елочные свечи
Перед лампой в тыщу вольт.
Вы к иным привыкли звукам.
Вы иных взалкали грез.
Не сродни октябрьским внукам
Старомодный Дед-Мороз.
Вы не кружитесь без толку
В темпе полек: раз и два…
Так — берите, братцы, елку
И рубите на дрова!
Чтоб, смеясь, испеплить в печке
В хвойном брызжущем жару
Звезды, гроздья, блестки, свечи —
Всю Христову мишуру!
Столь же крепко доставалось и Деду Морозу… На карикатуре И. Малютина мальчик в красном галстуке снисходительно спрашивал у Деда, рассматривая принесенные им подарки (елку, куклу, духи, белые рубашки, крестик, веер): «Что ты нам, дедушка, всякую дрянь ненужную принес?»
