Г. Штоль - Шлиман. "Мечта о Трое"
Радовиц снова должен оправдать репутацию друга Гомера и покровителя иаук. Но он, помимо этого, еще и немецкий чиновник, состоящий на императорской службе, который скорее расстанется со своими любимыми орденами, чем сделает что-либо без указаний свыше. Срочной почтой Шлиман отправляет письма Бисмарку-отцу и Бисмарку-сыну — пусть они побудят посла в Константинополе действовать безотлагательно и энергично! Шёне, Вирхов и другие должны поддержать его просьбу в соответствующих инстанциях. Когда же Радовиц сообщает, что через несколько дней получит и перешлет разрешение Хамди-бея, то тут же отправляют приглашения академиям.
— Как это Беттихер, — спрашивает однажды в тесном кругу Шлиман, — со своими сумасбродными идеями находит вообще сторонников?
Думали-гадали, отыскали некоторые причины, объясняющие его успех у отдельных лиц, а возможно, и во Франции. Но почему идеи Беттихер а получили такой живой отклик в Германии?
— Потому, что он капитан в отставке, — находит, наконец, ответ Шлиман. — Для славных обывателей и для господ филологов, которые в лучшем случае имеют чин лейтенанта запаса, капитан кажется кем-то стоящим сразу после самого господа бога. Если господин капитан что-либо изрек, остается лишь стать по стойке «смирно» и ответить: «Так точно, господин капитан!»
Шлиман рассказывает о том, как в 1871 году он пробирался в Париж, и продолжает:
— К сожалению, мы не можем прямо написать академиям, чтобы они учитывали воинские звания своих делегатов. К тому же я сильно сомневаюсь, есть ли у них чем похвастаться в этом отношении. Кстати, до какого чина дослужились вы, господин Дёрпфельд?
— Пока что до лейтенанта.
— Да, тут нам тоже щеголять нечем. Но мне пришел в голову другой выход: господин Штеффен, который по поручению Берлинского археологического института делал картографические съемки Микен, был весьма разумным и способным человеком, хотя и имел высокий чин. Если я не ошибаюсь, он тоже капитан.
— Был таковым, господин Шлиман. Теперь он майор.
— О Зевс, это превосходно! В отставке?
— На действительной службе, в одиннадцатом Гессенском полку полевой артиллерии в Касселе!
— И даже в артиллерии! Ни о чем лучшем мы не могли мечтать! Штеффен именно тот человек, который нам нужен. Я немедленно напишу в Берлинскую академию, чтобы она добилась для него отпуска на несколько недель. Итак, представьте себе картину: если майор действительной службы Штеффен скажет: «Это так», то капитану в отставке останется только щелкнуть каблуками и гаркнуть: «Так точно, господин майор!» В противном случае он нарушит субординацию, а это непростительный смертный грех!
План удается. Вначале Берлинская академия коротко и холодно отклоняет просьбу Шлимана, но потом по настоянию Эрнста Курциуса все же исполняет ее.
Конференция ученых с участием Беттихера назначена па 25 ноября 1889 года. Берлинская академия направляет в качестве делегата майора Штеффена, Венская академия — под бури оваций в честь Шлимана — посылает профессора Нимана, архитектора, проводившего раскопки на Самофракии. Французская академия под давлением всемогущего Репнака хранит молчание.
Снова построен «Шлиманополис», еще большего размера, чем когда-либо прежде. Оборудование для узкоколейки, к сожалению, застряло где-то между Марселем и Дарданеллами, его ожидают со дня на день. До приезда гостей никаких существенных работ не ведется: пусть никто потом не говорит, будто что-то специально приготовлено для комиссии. В эти дни ожидания Шлиман и Дёрпфельд определяют, что необходимо сделать.
Тридцатого ноября в Гиссарлык прибывают профессор Ниман, майор Штеффен и капитан в отставке Беттихер. Конференция продолжается с первого по шестое декабря. Не остаются необследованными ни одна стена, ни один квадратный метр раскопок. Беттихер вынужден признать — и не только из-за более высокого звания Штеффеиа, — что ни о какой фальсификации не может быть и речи. Свою злость он вымещает на Дёрпфельде, обращаясь с ним, как с мальчишкой. Но тот во имя успеха конференции сносит все.
В последний день составляют протокол, в котором Ниман и Штеффен как беспристрастные свидетели заявляют, что обвинения Беттихера лишены всяких оснований. Когда же вслед за тем Шлиман и Дёрпфельд требуют от Беттихера публично взять назад свои обвинения и выразить сожаление в связи с допущенной им ошибкой, отставной капитан самым резким казарменным тоном отказывается и заявляет, что он-де хотел лишь принести пользу науке.
Противники молча расходятся. Через слугу Шлиман передает своему побежденному, но не обескураженному врагу, что ему в такое-то время будет подана пара лошадей, которые доставят его в Кале-Султание.
Но Беттихер еще не думает об отъезде. Как и делегаты академий, он получил от Шлимана весьма щедрое возмещение расходов на дорогу — тысячу марок — и тут же взял эти деньги в одном из берлинских банков. Теперь он требует семь тысяч двести марок на покрытие путевых расходов. Лишь после того как майор объясняет ему, что у него еще немало останется и от тысячи, Беттихер, угрюмо буркнув «Так точно, господин майор!», исчезает. Но из Константинополя он присылает письмо, в котором снова выдвигает свое требование. Оно, разумеется, остается без ответа. В следующем письме Беттихер настаивает, чтобы ему выплатил еще по крайней мере тысячу марок, и грозит в противном случае пропечатать во всех газетах о «презренном поведении» Шлимана и вдобавок подать на него в суд за понесенный денежный ущерб. Но Шлиман не боится вымогателей, а после недели, проведенной вместе с Беттихером, убежден, что тот сумасшедший, и, посмеиваясь, продолжает хранить молчание. Ответ Беттихера не заставляет себя долго ждать: «Левант геральд» тут же публикует вышедшую из-под его пера клеветническую статью. В ней говорится: проверка на месте полностью-де подтвердила его, Беттихера, теорию крематория. Вскоре появляется еще один опус, в котором он беззастенчиво перепевает свои старые домыслы.
Раскопки, преждевременно прерванные из-за рано наступившей зимы, возобновляются первого марта. Они начинаются международной конференцией ученых. Из Германии приезжают Вирхов, Гремплер, фон Дун и Хуман, открывший Пергам. Из Константинополя генеральный директор музея Хамди-бей, из Кале-Султание — американский консул Френк Кольверт. Вашингтон направляет профессора Уолдстейна, Парижская академия — Бабена, раскопавшего Сузы.
В длинном протоколе они единодушно констатируют, что утверждения Беттихера ни на чем не основаны, а книги и чертежи Шлимана и Дёрпфельда во всех деталях соответствуют действительности.
