Бернард Быховский - Гассенди
III. О скептицизме Гассенди
Под таким названием, как уже упоминалось, был издан французский перевод диссертации Анри Берра. Первоначальное заглавие этой написанной по-латыни диссертации: «Правомерно ли зачисляют Гассенди в скептики?» Вопрос этот повторяет и Сортэ: «Был ли он действительно скептиком?» (67, стр. 251). До сих пор это один из наиболее оживленно дебатируемых среди современных исследователей философии Гассенди вопросов.
Автор новейшей монографии о философии Гассенди — Оливье Рене Блош (тщательно изучивший не только печатные первоисточники и литературу о Гассенди, но и многочисленные манускрипты, сохранившиеся в различных как французских, так и зарубежных архивах) исходит при решении этого вопроса из того, что скептический и агностический мотивы — перманентная тема сочинений Гассенди (28, стр. 79). Скептические доводы характерны и ярко выражены не только в первой его работе, но неоспоримо и то, что они сохранились и во всех последующих его произведениях (28, стр. 81) и являются перманентными в его философии (28, стр. 105).
«…Из всех философских учений мне ничто никогда не было так по душе, как прославленная непознаваемость… академиков и пирронистов, — предупреждает читателей „Парадоксальных упражнений“ их автор в своем предисловии (5, т. 2, стр. 10)… Именно в этой книге, — продолжает он, — главным образом доказывается беспомощность и недостоверность человеческого познания и человеческой науки, именно здесь утверждаются основы пирронизма и подробно обосновывается знаменитое положение: ничто не может быть познано» (5, т. 2, стр. 16). А заканчивая книгу, Гассенди замечает: «О Пирроне и скептиках нам нечего здесь добавить, поскольку в этом Упражнении мы полностью идем по их следам…» (5, т. 2, стр. 380).
Казалось бы, какие после этих высказываний могут оставаться сомнения в скептицизме философии Гассенди? Остается лишь проследить, сохранились ли его первоначальные убеждения в последующей деятельности. Но, проделав эту работу, Блош пришел к выводу, что «по существу отношение или отношения Гассенди к скептицизму вовсе не подверглись эволюции…» (28, стр. 23).
Приведенное выше заявление Гассенди, что важнейшим философским источником его учения послужил скептицизм (притом этим источником был не только античный скептицизм Пиррона и Секста Эмпирика, но и эпохи Ренессанса — Монтеня и Шаррона), является совершенно бесспорным. Но прежде всего быть источником и быть составной частью учения — вещи совершенно разные. Как использован, как переработан, преобразован источник в новом учении? Как, в каком направлении, против чего и кого направлен скепсис? Ведь если он и был составной частью, нельзя забывать, что скептицизм скептицизму рознь и историческая роль и функция его в истории философии совершено различны на разных этапах борьбы двух лагерей в философии. Вот почему дискуссия о скептицизме Гассенди вполне правомерна и, как доказывают ее результаты, имеет большое значение для правильной оценки его философской позиции.
История философии знает два диаметрально противоположных типа скептицизма: один из них ставит своей целью дискредитацию научного познания, возможностей человеческого разума, противопоставляя неизбежным и непреодолимым заблуждениям теоретического мышления абсолютно достоверные, непоколебимые, непогрешимые, священные истины веры, исходящие от господа бога через его пророков, апостолов и их полномочных представителей — церковных служителей. Такого рода скептицизм или агностицизм накладывает вето на всякое достижение рационального познания, расходящееся с раз навсегда установленными церковью откровениями. Таким образом, направленный скептицизм — опора догматизма и фидеизма, играющий в истории философии заведомо отрицательную роль, будучи тормозом прогресса познания.
Скептицизм, служивший одним из источников философии Гассенди, играл прямо противоположную роль: это воинствующий антидогматизм, непримиримый к апологетике и мертвящей догматической рутине, направленный не против разума и научного мышления, а против всего того, что их парализует, препятствует их обновлению и развитию. Скептические мотивы, столь явственные особенно в первой работе Гассенди, объясняются не якобы притупляющей их последующей эволюцией его воззрений, а теми возможностями, которые были доступны ему в анонимной работе. Прогрессивный скептицизм Возрождения, этот «таран, штурмующий твердыни мракобесия» (9, стр. 62), служил для Гассенди острым оружием в борьбе против схоластического доктринерства. С его помощью он пытался «сбить чванную спесь с аристотеликов» (5, т. 2, стр. 12), «сломить высокомерие философов-догматиков» (5, т. 2, стр. 715). То был скептицизм, обращенный против закостенелого прошлого, выражавший необходимость разрушить старое, косное, мертвое, чтобы расчистить путь для движения к новому.
Прав Хесс, говоря, что для Гассенди скептицизм— «желанный союзник» (47, стр. 75). Прав Пентар, видя в скептицизме Гассенди оружие борьбы «против тирании официальной мысли» (58, стр. 150). Прав и Рошо, называя скептицизм Гассенди «тактическим» (61, стр. 5): «Скептицизм у него был лишь исходным пунктом и средством, а не целью» (62, стр. 29). То был «полемический и антиметафизический скептицизм», «радикально отличный от фидеистического и апологетического скептицизма… всецело пренебрегающего разумом и провозглашающего ничтожество всякого познания, приобретенного с его помощью…» (28, стр. 89, 470). С такого рода скептицизмом учение Гассенди не имеет ничего общего, оно является его прямой противоположностью.
Но этим, как и своим негативным по отношению к догматизму характером, проблема скептицизма Гассенди не исчерпывается. Антидогматическая сущность его скепсиса имеет и другую, позитивную сторону, представляющую не меньший интерес. Скептицизм Гассенди «глубоко двойствен» (28, стр. 88). Задача его не исчерпывается критикой опровергаемой им господствующей философии, но имеет также позитивное, директивное значение для противопоставляемой ей новой философии, основным принципом которой должно быть: не удовлетворяться достигнутым, не довольствоваться тем, что утверждается как истинное, не останавливаться на пройденном пути, ничего не считать абсолютным, не требующим и не допускающим пересмотра, исключающим возможность и необходимость изменения и обновления. Скептицизм становится стимулом самокритичности: «…я далек от мысли предлагать здесь мои утверждения как нечто достоверное» (5, т. 2, стр. 12). Для Гассенди это не простая скромность, а руководящий принцип научного познания: скептицизм перерастает в принцип относительности истины. Девиз догматика: вот истина, на колени перед ней! Истину не ищут, а усваивают. Она не задана, а дана: в «Метафизике» Стагирита, в «Сумме теологии» Аквината.
