Иван Малютин - Незабываемые встречи
С тех пор я больше не встречался с Леонидом Николаевичем.
На всю жизнь остались памятные слова Леонида Николаевича, сказанные им в нашу первую встречу, что нужно читать хорошие книги, особенно, Пушкина, брать пример с таких самоучек, как Суриков, Дрожжин, и никогда не унывать, не падать духом, а бодро смотреть вперед и крепко верить в прекрасное и счастливое будущее нашей страны и нашего великого народа.
Эти слова писателя-поэта Леонида Николаевича Трефолева я сохранил в памяти на всю жизнь.
ПРАВНУЧКА ЗНАМЕНИТОГО ЩЕПКИНА
При воспоминаниях о Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник становится как-то хорошо и радостно на сердце, словно весной.
В те годы, когда я познакомился в журналах с ее стихами, в литературе чувствовался свежий ветер. Появились брошюры революционного содержания. В 1905 году появились издательства, выпускающие эти книжки. Особенно много было издано «Донской речью». Они, эти брошюры, словно искры, сверкали в темноте нашей жизни. Их издателей штрафовали, типографии закрывали, но книжечки вновь выходили в другом месте и под другими названиями.
Издавались и большие сборники революционных стихотворений, как, например, «Избранные произведения русской поэзии» (сборник этот составлен был В. Д. Бонч-Бруевичем) или «Русская муза» П. Ф. Якубовича. Появилось множество мелких поэтических сборников, в которых неизменно помещались «Марсельеза» и другие боевые песни и стихи.
Потом появился «Овод» Войнич, «Марсельцы», «История одного крестьянина», «Один в поле не воин», «Девяносто третий год», «Шаг за шагом», «Знамения времени» и др.
С позором заканчивалась русско-японская война. Видно было, что правду скрывать нельзя. И вот из того далекого времени особенно четко и навсегда запомнилась мне одна песня Щепкиной-Куперник:
9-е январяОт павших твердынь Порт-Артура,
С кровавых маньчжурских полей,
Калека-солдат истомленный
К семье возвращался своей.
Спешил он жену молодую
И малого сына обнять,
Увидеть любимого брата,
Утешить родимую мать.
Пришел он… В убогом жилище
Ему не узнать ничего —
Чужая семья там ютится,
Чужие встречают его.
И стиснула сердце тревога:
«Вернулся я, видно, не в срок…»
— Скажите, не знаете ль, братцы,
Где мать, где жена, где сынок?
— Жена твоя… Сядь отдохни-ка:
Небось, твои раны болят?
— Скажите скорее мне правду,
Всю правду! — Мужайся, солдат…
Толпа изнуренных рабочих
Решила пойти ко дворцу:
Защиты искать — с челобитной —
К царю, «как к родному отцу…»
Надев свое лучшее платье,
С толпою пошла и она…
И насмерть зарублена шашкой
Твоя молодая жена!
— Но где же остался мой мальчик,
Сынок мой? — Мужайся, солдат…
Твой сын в Александровском парке
Был пулею с дерева снят.
— Где мать? — Помолиться в Казанский
Старушка твоя побрела,
Избита казацкой нагайкой —
До ночи едва дожила.
— Не все еще взято судьбою,
Остался единственный брат —
Моряк, молодец и красавец…
Где брат мой? — Мужайся, солдат!
— Неужто и брата не стало,
Погиб, знать, в неравном бою?
— О нет, не сложил у Цусимы
Он жизнь молодую свою.
Убит он у Черного моря,
Где их броненосец стоит…
За то, что вступился за правду,
Своим офицером убит!..
Ни слова солдат не ответил,
Лишь к небу он поднял глаза:
Была в них великая клятва
И будущей мести гроза!..
Эту песню очень любили петь в семьях рабочих, и я не раз наблюдал, как матери пели ее над колыбелью своих детей.
Но кто же была Щепкина-Куперник?
Прежде чем я познакомился с автором этой замечательной песни, прошло много времени и много перемен в моей жизни.
Реакция начала применять всевозможные меры, чтобы повернуть колесо истории обратно. Обыски, аресты, ссылки. Десятками закрывались журналы и газеты по всей России. Черная сотня разгуливала по городам, избивая революционную молодежь.
Но народная мысль рвалась на волю…
Прошло несколько тяжелых, темных лет. И опять стали встречаться в журналах стихи Щепкиной-Куперник. Особенный интерес у читателей вызывала «Песня брюссельских кружевниц».
Меня же все эти годы, как оторванный бурей челнок от родных берегов, носила по волнам житейского моря злая стихия, бросая из края в край по Восточной и Западной Сибири. Но куда бы ни забрасывала судьба мой семейный ковчег, в нем всегда жила неугасаемая вера в правду, в прекрасную будущую жизнь.
И вот в 1946 году, находясь у сына, в селе Кежме, я написал Татьяне Львовне первое письмо в Москву, сообщив ей, что за четыре десятка лет странствования по земле родной я никогда не забывал об авторе песни «9-е января»… И дети мои, ставшие учителями, директорами школ, всегда, вспоминая свое детство, связывали его с первыми впечатлениями, оставшимися после стихов Щепкиной-Куперник… Я уже знал, что она правнучка знаменитого актера Щепкина, вышедшего из крепостных. Меня очень интересовали люди, пробивающие себе дорогу в жизни, преодолевающие всякие препятствия на пути к счастью и свободе.
Написал ей о себе, о семье все как есть подробно, послал и жду… Жду с волнением и трепетом. Кто знает, как посмотрит на письмо самоучки из далекой таежной сибирской глуши эта очень образованная женщина, заслуженный деятель искусств.
Татьяна Львовна Щепкина-Куперник.
Однако волнения и тревога были напрасны. Несмотря на огромное расстояние и плохие дороги, письмо пришло довольно аккуратно.
«Простите, что несколько задержала ответ на Ваше доброе письмо: сначала хворала, потом была перегружена работой и только теперь могу написать Вам, — сообщала Татьяна Львовна. — Спасибо, что Вы поделились со мной Вашими стихами, от них на меня повеяла моей молодостью. Так тогда писали мы все, подготовляя незаметно каждой строкой, каждым словом все, что случилось в России. Спасибо и за Вашу интересную биографию. Как хорошо, что у Вас такие удачливые дети. И что Вы с Вашей старушкой гостите у сына, Вот у меня нет детей. И я, потеряв в 1939 году моего любимого мужа, с которым прожила сердечно и любовно 35 лет, осталась одна. У меня только друг[2], с которым мы живем вместе, но она немного моложе меня, так что у меня нет молодой смены, а ее сын, которого я любила, как своего, молодой врач, погиб в Ленинграде. Вот я и могу позавидовать Вам, что Вы дали Родине столько полезных деятелей.
