Геннадий Семенихин - Послесловие к подвигу
- Мы подождем, Андрей Иванович, - односложно сказал Нырко Коваленко нерешительно потоптался на пороге, опуская глаза, произнес:
- И ещё одно обстоятельство, Федор Васильевич. Вы самый старший и самый опытный боец... Если вдруг что - я только на вас надеюсь. Правильная команда, она иногда лучше самого меткого выстрела. А теперь до моего возвращения, дорогой Федор Васильевич!
8
Стрелка вошла в палату, поставила на сгул поднос с завтраком и объявила:
- Легкораненые уже собрались в нижнем холле и ждут команды. - Она выглядела крайне усталой: осунувшееся лицо, припухшие вздрагивающие веки. Тонкие пальцы беспокойно скользнули в карманы застиранного халатика:
- Их поведет старшина Беглов. Позавчера у него сняли с правой руки гипсовую повязку.
- Пет, - резко возразил Нырко, - он их не поведет.
У Стрелки вопросительно расширились глаза.
- Тогда кто же?
- Вы поведете их на восток, Лиза.
Она развела руками:
- Да ведь я же не имею права покидать свой пост.
- Это приказ, Лиза, - сухо выговорил Нырко, - а приказы не обсуждаются.
Девушка растерянно опустила руки. Нырко взял её холодную ладонь, нежно погладил и тотчас же отпустил:
- И ещё есть одна причина, Стрелка, заставляющая принять такое решение, - понизив голос, улыбнулся он.
- Какая же? - робко спросила медсестра.
- Наклонись поближе, - попросил Нырко и почти в самое ухо сказал: Всякое бывает на этой войне. Не хочу, одним словом, чтобы какой-нибудь фашистский ублюдок целовал тебя своим поганым слюнявым ртом. Ты красивая, Стрелка. Кончишь медицинский институт, светилом терапии станешь... словом, иди, выполняй мой приказ.
Девушка выпрямилась и нерешительно произнесла:
- Федор Васильевич, у нас же две подводы есть...
может, и вас в одну из них как-нибудь?
Но он решительно покачал головой:
- Ты же видишь, Стрелка, - покосился он на забинтованную ногу, - куда я с этой кувалдой... мы с Аркадием Петровичем будем надеяться на лучшее, кивнул он на примолкшего Птицыпа. Ты скажи, гранаты в госпитале есть?
В его черных глазах под сведенными бровями она прочитала горькую решимость и отрицательно покачала головой:
- Ни одной, Федор Васильевич... взвод охраны ещё вчера сняли на передовую. На весь госпиталь только одна винтовка СВТ. У дежурного на вашем этаже.
- Тоже хорошо, - криво усмехнулся Нырко. - Спасибо и за такую информацию. А теперь иди. Выводи раненых лесом вдоль шоссе, на само шоссе не вздумай и показываться, слышишь, как бомбят. Прощай, Стрелка.
- Прощайте, Федор Васильевич, - всхлипнула девушка. - Я верю, что подполковник Коваленко скоро вернется за вами.
Она вышла из палаты тяжелой разбитой походкой.
На пороге остановилась и обернулась. Прямой её рот болезненно покривился.
- Прощайте, Федор Васильевич, - повторила она.
- Ладно, ладно, не торопись меня отпевать, - грубовато ответил Нырко. - Я ещё после нашей победы над фашистами на тур вальса тебя приглашу.
- Вот мы и одни остались, - упавшим голосом произнес интендант Птицын, когда дверь за медсестрой со скрипом затворилась.
Нырко промолчал. Он не любил бесполезных утешении, тем более когда утешать надо было и самого себя Он чутко прислушивался к тому, что происходило за стенами госпиталя. От вчерашней вечерней тишины и следа не осталось. Шоссе теперь грохотало. Но нему беспрерывным потоком проносились автомашины с набитыми доверху кузовами, передвижные радиостанции зеленые "санитарки" с красными крестами, лишь привлекающими внимание фашистских летчиков, походные кухни Затем после небольшого интервала, потянулись автотягачи о прицепленными пушками и мрачно сидевшими в кузовах красноармейцами, вперемежку меж этим потоком скрипели подводы, и было слышно, когда затихал рев моторов как цокали по твердому асфальту подкованные копыта лошадей. Весь этот нескончаемый поток устремлялся не на запад, к линии фронта, а к Москве, и было столько скорби в его движении, что напоминал он невольно огромную похоронную процессию. С утра хлюпал мелкий осенний дождик, и небо низко-низко висело над землей, но к полудню солнце развеяло облачность, ярко заблестело над лесом, и тотчас же появились над автострадой вражеские самолеты Где-то" уже значительно восточнее, чем утром, повторенные эхом, раздались частые бомборые взрывы, и Нырко машинально про себя отметил:
"Значит, фашисты перенесли огонь в тыл. Бомбят уже далекие от линии фронта объекты". С шоссе донеслись отголоски кем-то поданной протяжной команды "ло-ожись!", и тотчас же хрупкий и чистый октябрьский воздух вспорол тонкий пронзительный визг чужих авиационных моторов.
- Это "мессершмитты". Шоссе штурмуют! - громко сказал Нырко. - Аркадий Петрович, уберите к чертям, пожалуйста, занавеску, в окно хочется заглянуть.
Птицын послушно проковылял к подоконнику и отдернул занавеску, а майор, с трэдом приподнявшись на вытянутых руках, сумел увидеть дальний лес и дымные взрывы над шоссе. Неожиданно в вой немецких моторов ворвался совсем иной звук.
- Это наш "ишачок"! - воскликнул Нырко. - Где же он?
В голубом квадрате неба, доступном обзору, майор увидел, как зеленый короткокрылый истребитель, войдя в крутое пике, яростно настигал уходящий от него белый двухкилевой "Мессершмитт-110". И вдруг, почти над самыми верхушками сосен, "ишачок" врезался в дюралевый фюзеляж фашистского самолета. Обе машины тотчас же взорвались, и, как второе солнце, полыхнул над осенней землей клубок огня.
- Вечная ему память, этому парню, - глухо сказал майор и опустился.
- Да-а, коротка жизнь, - испуганно пробормотал Птицын, - и как, наверное, не хотел смерти этот парнишка.
- А кто же её хочет, Аркадий Петрович, - невесело отозвался Нырко, подумав про себя: "Бедный интендант, уже и места себе от страха не находишь!"
К обеду поток автомашин, двигавшихся на восток, стал редеть, а вскоре и совсем прекратился. Его сменили колонны отступающих частей. Угрюмо, без песен и шуток шли красноармейцы и командиры. Лица их были серыми от горя и усталости, шаг тяжел и неровен. Заплечные вещевые мешки с нехитрым солдатским имуществом делали их горбатыми. На сапогах, к которым давно уже не прикасалась щетка с мазью, тяжелым слоем лежала горькая пыль отступления. У некоторых полы серых шинелей были с подпалинами от дыма: видать, совсем рядом вместе с разорвавшейся миной или снарядом прошла мимо такого бойца смерть. В безветренную погоду далеко от шоссе разносился их глухой шаг. Интендант Птицын отошел от окна и сел на кровать.
- Точка, Федор Васильевич. Это уходят последние, - его слова подтвердил странный лопающийся звук, такой незнакомый майору Нырко. Казалось, что кто-то дует в горлышко огромной бутылки.
