Иван Тюленев - Через три войны
Мы только руками разводили:
- Ну вот, довоевались! У самих плохо, а тут помогай французу. Видать, русским солдатом хотят все дыры заткнуть.
...Под городом Поневежем эшелон остановился: оказалось, противник перерезал нам путь.
Не успел эскадрон полностью выгрузиться, как мы услышали сигнал боевой тревоги. К командиру эскадрона подскакал ординарец полка.
- В двух километрах северо-западнее железнодорожной станции противник, - сообщил он. - Эскадрону приказано его атаковать. Правее наступает 2-й, а левее 5-й эскадроны.
- Шашки вон, пики к бою! - подал команду ротмистр Козлов.
Эскадрон на рысях стал выдвигаться навстречу врагу. Над колонной разорвался шрапнельный снаряд. На левом фланге несколько впереди нас послышались крики "ура". Наш эскадрон развернутым строем перешел в галоп, и вот мы уже увидели перед собой колонну противника, которая, по-видимому, собиралась ударить во фланг нашего соседа слева.
С криками "ура" мы бросились на немцев. Атака была молниеносной. Противник не выдержал и начал беспорядочно отступать. На поле боя остались два орудия и другие военные трофеи.
Об этом бое под Поневежем было много разговоров, особенно среди солдат. Разгоряченные успехом, они шутили:
- Будем так воевать, погоним колбасников до самого Берлина!
Кто-то даже похвалил нашего дивизионного командира:
- А ведь наш-то Чайковский, генерал, научился воевать!
В ответ раздался насмешливый голос обо всем осведомленного Гилева:
- Научился! Как бы не так. Лез он из кожи вон, потому что в этом районе его имение. А мы-то, дураки, за его имение на смерть шли...
- А и правда! Под городом Сандомиром, помните, ребята, он, гадюка, не хотел помочь нашей пехоте, по его вино много там полегло нашего брата, поддержал его старый солдат Кулешов. - А за свое добро он хорошо воюет!
В разговор включился солдат Исаев, прибывший к нам с маршевым пополнением. Человек он был начитанный, грамотный, из петроградских рабочих.
- Будет вам, ребята, зря болтать. Разговорами делу не поможешь. Придет время, а оно не за горами, тогда смотри не дремли. Припомним все Чайковскому и кое-кому другому.
Разговор прекратился с появлением поручика Бжизицкого.
- Здравствуйте, братцы! - Он уселся на услужливо подставленный ему унтером Алтуховым стул. - А что, здорово мы немцев поколотили?
- Да, ваше благородие. Почаще бы их так. Но что-то у нас не всегда получается, - ответил я за всех.
- Как не получается, Тюленев, или вы не слышали из газет, как наши доблестные войска взяли крепость Перемышль?
- Так то оно так, но ведь и мы целую армию генерала Самсонова в Восточной Пруссии потеряли.
В последнее время офицеры стали относиться к подобным разговорам снисходительней, вероятно, потому, что в действующей армии усилилось брожение, недовольство затянувшейся войной, военными неудачами.
Бжизицкий, протирая платком стекла пенсне, ответил заученными, истертыми, как старые пятаки, словами:
- На войне, братцы, бывают успехи и неудачи. Наше дело солдатское, мы призваны воевать за веру, царя и отечество. За богом молитва, а за царем служба не пропадут. Уверен, что солдаты моего четвертого взвода вернутся после войны домой увешанные крестами.
Когда он ушел, Гилев, весело прищурившись, уставился на Зайнулина, словно уже видел всю его широкую грудь в георгиевских крестах.
- А ведь вам, магометанам, по вере вашей кресты не положено носить, поддел он Зайнулина. - Куда же ты тогда кресты денешь?
- Нельзя носить крест на шее, а на груди коран не запрещает, невозмутимо ответил Зайнулин. - А если уж правду говорить, то царская награда ничего солдату не дает.
- Это верно. Знал я одного земляка, который с японской войны вернулся с тремя Георгиями, - поддержал Зайнулина Исаев. - А в девятьсот пятом году стражники не посмотрели на его царские кресты, вместе с другими мужиками так выпороли, что он скоро богу душу отдал.
Зачадив самокруткой, Исаев продолжал:
- Одному достанется серебряный крест, а тысячам - деревянный на погосте. Война кому нужна? Царю да генералам, вроде нашего Чайковского. А нам она на что? Земли прибавит? Самое большее - три аршина... Да, кому война мачеха, а кому мать родная. Второй год гнием в окопах, кормим вшей, а дома разруха, голод. Останешься жив, вернешься с Георгием, много ли он тебе в хозяйстве прибавит, ежели у тебя грош в кармане да вошь на аркане.
Исаев поглядел на нас умным проницательным взглядом и, понизив голос, сказал:
- Уж коли воевать, то не с немцами, а со своими шкурорванцами, которые из нас кровь сосут. Как говорится, повернуть дышло, превратить войну империалистическую в войну с помещиками и фабрикантами.
Солдаты зашумели.
- Ну, Исаич, тут ты загнул! Обернуть одну войну в другую?! Да ты с ума спятил! Сколько же лет тогда нам воевать? Нам и эта война обрыдла...
Исаев приложил палец к губам:
- Товарищи, прошу об этом разговоре ни гугу. Объяснить я точно все не могу, но среди рабочих такой слух в Петрограде ходит. Сам слышал на Путиловском заводе перед отправкой на фронт.
Исаев перевел разговор на другую тему. Мы были уверены, что он не все нам сказал, что он знает больше, по нам, слабо разбирающимся в политике, пока не говорит. Позже я убедился, что именно так и было.
* * *
После нескольких удачных боев под городом Шавли и местечком Свинтяны наши войска к осени 1915 года начали вновь отходить. Конницу спешили, опять загнали в окопы.
На этот раз наш полк занял позицию по реке Дубице.
Всю зиму и весну на нашем участке было спокойно: ни немцы нас не беспокоили, ни мы их. Лишь изредка пушки с обеих сторон вступали в артиллерийскую дуэль, и время от времени уходили за переднюю линию окопов лазутчики.
Летом же 1916 года фронт словно пробудился от зимней спячки. Немцы перешли в наступление. Мы их встретили сильным ружейным огнем, но наши пушки молчали - не было снарядов. Артиллерийский огонь противника за несколько часов сровнял с землей наши окопы. Остатки полка стали отходить за Двину.
Драгунский полк из шестиэскадронного стал четырехэскадронным: по два эскадрона из каждого полка перевели в пехоту.
В дивизию приехал новый командир - генерал Скоропадский. Мы уже не удивлялись смене начальства, привыкли, что после каждого поражения смещали одного, назначали другого и чаще всего, как говорится, меняли шило на мыло.
...Стояла дождливая осень 1916 года. Наш полк сменила в окопах пехота. Мы же готовились к торжественной встрече самодержца, который принял на себя верховное командование. По этому случаю в частях служились молебны о даровании русскому воинству победы.
Две недели мы лихорадочно готовились к встрече царя: выводили вшей, чистили амуницию, снаряжение и втихомолку проклинали Николая, суматоху, вызванную его предстоящим приездом.
