Дики Церинг - Мой сын Далай-Лама. Рассказ матери
Так было решено, что я выйду замуж за племянника Такцер Ринпоче. Когда поступило предложение о браке, мне было тринадцать лет. Посредник, пожилой человек, прибыл, как предписывал в подобных случаях обычай, с церемониальными шарфами и подарками для нас – лентами для волос, тканями для платьев и парчой для изготовления поясов. Кроме того, он привез каждому из нас по кружке чанга, ячменного пива. Эта скромная церемония означала согласие обеих сторон на предстоящий брак.
Моей реакцией было твердое «нет». Я заявила родителям, что не собираюсь выходить замуж, а хочу остаться дома, чтобы ухаживать за бабушкой. Когда я была совсем маленькой, астролог сказал бабушке с дедушкой, что меня не следует отпускать из семьи, поскольку я очень хорошая девочка. Если дед выдаст меня замуж в другую семью, то нашу постигнут несчастья. Однако мои родители отклонили соображения астролога на том основании, что у них в доме было достаточно сыновей и их жен и держать в доме еще одну дочь с мужем было экономически нецелесообразно.
Дед с бабушкой и родители уведомили меня, что дали согласие на мое замужество и что мне предстоит покинуть дом, как это уже прежде сделала моя младшая сестра. Я настаивала на том, что не хочу выходить замуж, но все было бесполезно. Бабушка шутила, что если я останусь в доме, то скоро «буду летать у них над головой», то есть возьму бразды правления в свои руки. В наши дни девушка, не желающая выходить замуж за выбранного для нее мужчину, спокойно пойдет вопреки воле родителей, но в то время мы были слишком наивны.
В ходе подготовки к свадьбе предстояло запасти одежду и обувь, а также кольца для ушей и пальцев в качестве моего приданого. В те времена выдать девушку замуж было непростым делом. Необходимо было сшить тридцать пять пар обуви и тридцать два комплекта одежды. В течение трех лет моя мать вручную шила платья, обувь и прочее, что мне предстояло забрать с собой, при этом занимаясь остальными рутинными делами по хозяйству.
Меня восхищало рукоделие матушки, она была исключительной мастерицей по части шитья и вышивания. Она все делала сама – от головных уборов до подошв моих сапожек. Завершив очередное изделие, она тщательно складывала и прятала его в сундук. Она никому не позволяла прикасаться к ее изделиям. Считалось исключительно дурным знаком, если беременная женщина касалась приданого невесты. В этом случае необходимо было совершить обряд очищения.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец моего будущего мужа навестил нас и попросил, чтобы свадьба состоялась немедленно, потому что они с женой были уже немолоды и хотели убедиться, что жизнь их сына устроена. Две их дочери привели своих мужей в семью, так как в ней не хватало мужских рук, но те не любили сидеть дома и неприязненно относились к родителям жен. Дочерей это очень огорчало, что не лучшим образом сказывалось на исполнении ими своих домашних обязанностей. Но мои родители ответили, что я слишком мала, ничего не смыслю в хозяйстве и потому могу выйти замуж, только когда мне исполнится шестнадцать лет.
Планы, связанные со свадьбой, согласовывались через посредника со стороны семьи жениха. Когда он вошел в дом невесты, с него сорвали шапку и окатили ведром воды. Грубыми цветными нитками к шапке пришили редиску, кусок поджаренного хлеба и два овечьих хвоста. Все женщины поджидали его в засаде у дверей, спрятав в рукавах цампу, которую швырнули ему в лицо, напевая и пританцовывая. Время от времени пачкали ему лицо и одежду золой и маслом. Эта притворная враждебность символизировала огорчение семьи и ее нежелание расставаться с дочерью.
Между помолвкой и свадьбой должно было пройти несколько месяцев. В моем случае этот период составил два месяца. Он был заполнен подготовкой к свадьбе, в которой принимали участие родственники отца и матери. В это праздничное время готовили разнообразную пищу и пили вино; всех соседей, друзей и знакомых пригласили участвовать в приготовлениях, сопровождавшихся песнями.
Я вышла замуж в одиннадцатом месяце 1917 года. Этот день был рекомендован астрологом после того, как он составил наши гороскопы. Мы прочли множество молитв и обратились к богам с просьбой охранять во время свадебного путешествия невесту и сопровождавших ее лиц от всяческих несчастий.
Непосредственно перед свадьбой мои новые родственники подарили мне около двадцати предметов туалета – платья, обувь и хари. По обычаю, невеста, покидая родной дом, должна быть одета в подаренные семьей жениха наряды. Родители моего будущего мужа прислали за мной лошадь. Если семья жениха была достаточно обеспеченной, она должна была сделать предписанные обычаем подарки. Свекор должен был подарить хорошего коня, а свекровь дарила матери невесты дзомо (самку дзо), чтобы у нее было достаточно молока. Дзомо украшали парчой тонкой работы, а на коня возлагали церемониальные шарфы.
Вечером накануне свадьбы девушка, чей гороскоп гармонировал с моим, вымыла мне голову и расчесала волосы. Я родилась в год Железного Быка, поэтому девушка, которая занималась моими волосами, должна быть рожденной в год Собаки, Птицы или тоже Быка. Все мои родственницы занялись вплетением черных ниток в мои косы и не разрешали завязывать мое хари, непрерывно стеная в знак скорби. Мне не разрешалось общаться с беременными и вдовами.
Ранним утром следующего дня прибыли гости, для которых устроили настоящий пир. Час отбытия должен был определить астролог. Я выехала в шесть утра. Меня сопровождали четыре или пять женщин, при этом они должны были уметь петь. Я оделась для путешествия и ждала женщин на канге. Когда они появились, я встала, а женщины запели: «Ты должна хорошо одеться, подпоясаться как положено, иначе в будущем, как бы ты ни старалась, ты никогда не сможешь правильно носить свой пояс. Если твое платье мятое, оно всегда будет таким». Все женщины, включая меня, плакали, пока пели.
Сопровождающие велели мне прощаться с семьей и нашим семейным божеством. Все эти указания были сделаны в песенной форме. Я пошла в алтарную комнату, выполнила три простирания и повторила процедуру на кухне. Потом вышла во дворик, где на высоком шесте трепетали молитвенные флажки. Трижды обойдя его, я села верхом на лошадь. Мне подали красную шерстяную шаль, чтобы я могла закрыть от всех свое лицо и руки. Мне не разрешалось глядеть по сторонам, я сидела на лошади, низко склонившись. Затем я отправилась в дом жениха в сопровождении двух поющих женщин с каждой стороны.
Меня сопровождали также отец и брат. Мать и прочие члены семьи должны были оставаться дома. Когда я отъезжала, отец повторял, как бы причитая: «Сонам Цомо, йонг ва чи», что значит «Сонам Цомо, вернись домой». Тем временем мать собрала все, что я надевала накануне, и сожгла в печи. Она причитала, глядя в печку, в тоске выкликая мое имя. Оба обычая символизируют печаль расставания с дочерью.
