Семен Шмерлинг - Горячий осколок
Алексею показалось, что его минутную растерянность заметили товарищи, и он бросился по коридору влево к приоткрытой двери. Подбежав, дернул за скобу...
На полу в луже крови лежали молодая женщина и девочка. Обе были убиты.
В раскрытом коричневом чемодане виднелся черный эсэсовский мундир.
- Не успел драпануть фашист, - мрачно сказал Сляднев. - Людей порешил - может, семью, - а самому, видать, времени не хватило пустить себе пулю в лоб.
- Не успел? А может, струсил: в себя стрелять - не в других... Где же он?
Действительно, куда скрылся эсэсовец? Ведь всего несколько минут назад раздались два выстрела. В коридоре шоферы никого не встретили.
- Смотрите, окно открыто! - крикнул Сляднев. - Через него и скрылся...
Кинулись к распахнутому окошку. Под ними виднелась плоская крыша пристройки.
- Обыскать дом и двор, - приказал лейтенант. - Далеко не ушел, не мог уйти...
Бойцы обшарили большой каменный дом, сараи, стоящие во дворе, заглянули в соседние пустынные хаты. Эсэсовца не нашли.
Не снимая пальца со спускового крючка, с особой тщательностью осматривал Алексей надворные постройки.
Не раз встречал он пленных немцев. То были солдаты, такие, как раненый шофер, которого пришлось конвоировать по ночному селу, или Бюрке, сложивший оружие. Но этот скрывшийся эсэсовец был особый. У него, конечно, руки по локоть в крови, такой может хладнокровно повесить пленных танкистов. Сколько наших солдат, мирных жителей лишил, наверное, жизни этот негодяй, сколько горя и страданий принес людям. Его страшит возмездие. Палач, убийца, он даже представить себе не может, что русские бойцы не станут мстить женщинам и детям.
Взводный собрал шоферов.
- Все равно попадется, - сказал он.
Отдыхали недолго. Снова отправились в путь. Танковая бригада начала бой с фашистскими частями, которые пытались уцепиться за новый рубеж и организовать оборону. Шоферам пришлось срочно подвозить к танкам и автомашинам горючее с ближайшей железнодорожной станции, где остались брошенные немцами цистерны с соляркой и бензином. Дорога, проходящая через местечко, весь день была шумной и людной. Проезжая по ней, Алексей не раз думал, что эсэсовцу никуда не удастся сбежать до самой ночи.
Когда стемнело, хозяйство Бутузова снова сосредоточилось на горбатой пыльной площади у каменного дома.
- Будем до утра отдыхать, - распорядился лейтенант. - Пока останусь у машин, покараулю... Через два часа меня сменит Якушин, потом по порядку Курочкик и Сляднев... А ну, марш в дом...
Несмотря на усталость, Алексею не хотелось спать, слишком велико было возбуждение от прошедшего дня. Да и со взводным вместе было веселее. Лейтенант без дела не сидит, даже в темноте копается в двигателях, напевая все одну и ту же песню:
Я на речку шла,
Тяжело несла...
Уморилась, уморилась, уморилася...
Алексею тоже захотелось поработать. Он проверил, достаточно ли воды в радиаторе, туго ли накачаны шины, не подтекает ли масло.
Работал и думал. Который раз за эти дни возвращался мыслями к младшему лейтенанту Петрову, тому, что на "тридцатьчетверке" пробился через немецкую оборону.
Сам он на такой храбрый поступок не отважился бы. Где ему! Даже в голову, наверное, не могло прийти столь дерзкое решение. С детства он никакими особыми способностями не отличался. В школе шел среднячком. Всегда долго корпел над учебниками. Ни одну теорему не мог понять сразу, лишь после того, как ребята объяснят, .становилось ясным кое-что. Его не озаряло вдохновение на уроках литературы, сочинения писал с натугой, вымучивая по слову. А когда физичка пыталась объяснить суть теории относительности Эйнштейна, честно себе признался, что ничегошеньки не понял, а ведь многие ребята кричали: "Здорово! Гениально просто!" Нет у него искры, полета, фантазии...
Правда, он уже неплохо водит свой "газик", пока все задания выполнял, когда нужно, помогал допрашивать немцев, никого и никогда не подводил. Он еще привыкнет к опасности, выжмет из себя страх, он еще покажет себя... Разве не может он стать человеком нужным, полезным другим, хорошим товарищем. Вот взводный ему доверяет...
Алексей работал в просветленном настроении. Ему было хорошо рядом с Бутузовым. Время от времени он поднимал голову, оглядывал темную площадь, приземистые хаты, каменный дом с тускло светившимся окном: горела немецкая парафиновая плошка. Вскоре свет погас: шоферы улеглись спать. Теперь Алексей станет охранять их сон...
Поправив карабин за плечом, Якушин медленно зашагал по пыльной площади вокруг машин, внимательно осматривая все окрест. От него не укрылась черная тень, внезапно возникшая на крыше каменного дома, у самой трубы. Зашелестело железо. Тень увеличилась в размерах и вдруг исчезла.
Алексей догадался, что человек, стоявший у трубы, лег на крышу. Вот он осторожно сползает по ней, спускается на пристройку.
Сомнений быть не может: это - эсэсовец, убийца!
Стараясь не шуметь, Якушин подбежал к взводному:
- Товарищ лейтенант, смотрите...
- Что там?
- Фашист, что девочку убил...
- Где?
Якушин показал на черную фигуру. Еще несколько минут - и немец спрыгнет, скроется. Не просто поймать его в пустынном ночном местечке. Уйдет, ведь фронт недалеко.
Взводный выхватил пистолет. На мгновение задержался, что-то прикидывая.
- Живым возьму. А побежит на тебя - бей в упор.
И бросился к стене дома. Алексей остался у "газика", держа карабин наготове.
Бутузов выстрелил в воздух, крикнул:
- Хальт! Хенде хох!
Немец спрыгнул на землю и, согнувшись, приткнулся к обгоревшему "оппель-капитану". Сверкнул выстрел. Но Бутузов тоже был у машины. Его отделяло от фашиста покоробившееся железо кузова. Крадучись, один за другим, они огибали "оппель".
Алексей прицелился в немца, но карабин задрожал в его руках. Фигуры у машины расплывались в темноте. Стрелять рискованно: вдруг попадешь во взводного.
Ох, проклятая ночь. Свету бы, свету! И тут Якушина осенило. Он рванул дверь в кабину "газика" и включил фары.
Бледно-желтые полосы прорезали темноту и уткнулись в высокого немца, который, оторвавшись от машины, с пистолетом в руке бежал к переулку.
- Товарищ лейтенант! - что есть силы закричал Алексей и бросился наперерез гитлеровцу.
Бутузов услышал. Он догнал эсэсовца и дал ему подножку. Немец упал, а Бутузов навалился на него, прижал к земле.
Алексей подоспел вовремя. Прикладом стукнул эсэсовца по руке, сжимавшей пистолет.
Из дома уже бежали шоферы. Через несколько минут крепко связанный солдатскими ремнями эсэсовец лежал в дорожной пыли.
Фары "газика" по-прежнему освещали площадь. В желтоватом свете можно было рассмотреть врага. Алексей ожидал, что у него зловещее и уродливое лицо убийцы - с тяжелым подбородком и нависшими надбровными дугами. А у немца оказались мелкие остренькие черты испуганного хорька, бормочущие ругательства красные губы и в ужасе прикрытые глаза. Фашист сжался, ожидая смертельного удара.
