Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
— Сколько же получает такой шеф?
— Чиновник 1-го класса получает до 2000 французских франков в месяц, столько стоит в Париже хороший мужской костюм. На семью и на разъезды ему полагается маленькая добавка, раз в три года — полугодичный отпуск с оплатой проезда до Франции и обратно. Не очень-то много за жизнь в дикой глуши, при постоянной опасности тяжело заболеть. Отсюда всякие мелкие злоупотребления: вредная для дела развития района экономия в работе, задержка казенных денег для медицинской и хозяйственной помощи населению, нелегальная торговля по мелочам.
— Чем и как?
— Здесь всюду действует обязательный список европейских товаров, которые население обязано покупать по казенным ценам, и они втрое дороже рыночных. Жизнь администратора — это диковинная комбинация всевластия и огромной загруженности при малой ответственности и малой оплате труда. Каждый новый чиновник обязан решить для себя одну, все ту же старую проблему: бежать или опуститься. Здесь нельзя не развратиться! Подобная система уничтожает нравственные устои не только рабов, но и господ.
— Прежде чем говорить о моральном состоянии администрации, нужно знать об их обязанностях. Вы говорите, что они перегружены?
— Да перегружены. Шеф кантона каждый день заполняет бесчисленные анкеты и бланки, подсчитывает статистические цифры по району, составляя месячные, квартальные и годовые отчеты. Эта система введена еще Наполеоном, тем самым, который сказал: «Лжив, как реляция», — и эта система все время совершенствуется, но не в сторону упрощения. Шеф кантона отвечает за «стратегические» дороги и мосты, за голод и квашиоркор, за саранчу и муху це-це, за эпидемические болезни и бесчисленных паразитов. Он ведает раздачей земельных участков европейским колонистам и тем же колонистам поставляет рабочую силу. Он обязан содействовать сбору и вывозу сырьевых продуктов в портовой город. В погоне за рабочей силой он же опустошает негритянские деревни. Система управления все более отрывается от практической жизни. Шеф кантона — начальник полиции своего района, которого не знает и знать не хочет. Он — наделенный всевластием и единственный судья, на решения которого нет апелляции. Он — судья, находящийся в полной зависимости от негра-переводчика, который толкует местные обычаи, как ему выгоднее, и переводит в обе стороны, что хочет. Колониальный судья — маленький бог, к тому же всегда пьяный, скучающий и раздраженный, и он ненавидит негров за то, что он из-за них здесь так мучается.
В отписках вышестоящим органам шеф свои ошибки валит на предшественника и потом уезжает сам. Начальство судит о нем только по двум показателям: по сумме выколоченных налогов и по количеству добытых рабочих и рекрутов. Эти два фактора и определяют его успех, и все его помышления всю его жизнь — деньги и люди, люди и деньги. Из населения их выбил — и все.
— Следовательно, это главная обязанность администратора?
— О, да, главнейшая. Каждая колония получает из метрополии общую цифру налогов, устанавливаемую далеко во Франции некомпетентными людьми на основании совершенно непроверенных данных о количестве населения и суммарном доходе экономики страны. Шеф по разверстке получает свою часть и делит ее между всеми деревнями района. Во главе деревни стоит шеф деревни — поистине несчастный человек или отъявленный разбойник, в зависимости от того, кто он — принудительно назначенный администратором местный житель или отслуживший срок солдат. В распоряжении шефа кантона имеются полицейские и стражники, как при его особе, так и рассыпанные по деревням.
Стражники — негры из другого племени, оторванные от населения и плохо знающие местный язык. Их все ненавидят, оружия у них достаточно, и им на помощь всегда может прийти поблизости расквартированная воинская часть, укомплектованная туземцами других народностей.
Сбор налогов — процедура обмана и насилия. Ночной внезапный наезд с окружением деревни, с мордобоем и довольно часто с кровопролитием — это настоящая карательная экзекуция.
— Но почему же туземцы не хотят платить? Это проще и легче, чем подвергаться истязаниям!
— Они не могут платить, вот и все. Процент налога в разных колониях начисляется по-разному. Даже в одной колонии в различных районах он разный. Здесь действует принцип — лишь бы собрать деньги, а каким способом — все равно. Налог с головы платят все мужчины, начиная с пятнадцатилетнего возраста, но если денег получается мало, то заставляют платить и женщин после 15 лет. При необходимости требуют деньги со всех живых жителей деревни вне зависимости от возраста, с человека 15–20 франков в год.
— И только?
— Как «и только»? 20 франков — стоимость одного обеда в парижском ресторане средней руки. Но попробуйте добыть их здесь, в саванне или гилее. Население голодает, у них нет для продажи даже продуктов. Нужно идти на работу, а работы тоже нет или она почти даровая, потому что европейский колонист платит столько, сколько захочет, и кормит так, чтобы не все рабочие быстро умерли, а уж насчет денег — такой вопрос просто отпадает. Негр на строительстве дорог и рубке леса получает полфранка за 10 часов труда, причем половина рабочих умирает от истощения. Отсюда вытекает одно положение, имеющее для французских колоний необычайную важность: постоянная задолженность населения, массовый арест должников, их вывод на принудительную и совершенно бесплатную работу.
— Я всюду видел заключенных.
— Существование французских колоний немыслимо без бесплатного труда сотен тысяч заключенных. Заключенные рубят лес, доставляют его в морские порты, возводят правительственные здания, трудятся на казенных предприятиях, строят дороги и мосты, сохраняют их, а государство еще продает их концессионным предприятиям и частным лицам. А многочисленные чиновники используют заключенных как своих личных слуг, поваров, уборщиков, ПОСЫЛЬНЫХ, НОСИЛЬЩИКОВ и так далее. Заключенные — движущая сила колонии и условие личного комфорта чиновничества. Уберите заключенных, и здешняя жизнь станет просто невозможной, замрет. Бесплатный и принудительный труд — это альфа и омега французской колониальной экономики и колониальной жизни. Мсье капитан, — консул сделал знак рукой и небрежно бросил через плечо, — скажите, кто эти носильщики, там на палубе?
— Заключенные, мсье.
— Видите, ван Эгмонт, ваш шоколадный бог — тоже не кто иной, как заключенный.
— Но они выглядят не так уж плохо.
— Да, на палубе, здесь. А в лесу? Вы не бывали на лесных концессиях внутри страны? Нет? Обязательно побывайте. Обязательно! Без этого ваше представление об Африке не будет полным.
