Поль Фор - Александр Македонский
В конце весны — начале лета 334 года армия в 10 тысяч человек под предводительством Пармениона и Аттала легко переправилась в Малую Азию и, не встретив сопротивления, продвинулась вдоль берега до области Магнезии на Меандре, в 40 километрах к северу от Смирны. Сатрапы, больше занятые проблемами престолонаследия в Персии, чем обороной морского побережья греческой Ионии, в тот момент им не мешали. К тому же они содержали в греческих городах и даже в самой Македонии столько соглядатаев и сторонников, что не могли не сомневаться в действительном разрыве Анталкидова мира 387 года.
Аттал, дядя новой царицы, оставил столицу, восстановив в ней против себя немало недовольных, среди которых были и настоящие враги, в том числе молодой Павсаний, сын Кераста, наместника области Орестида, который входил в число телохранителей Филиппа. Диодор (XVI, 93, 3–94) подробно повествует о том, как, желая поглумиться над Павсанием, Аттал напоил его и велел конюху его изнасиловать. Царь, видавший и не такое, от души над этим посмеялся. Указываемая дата происшествия — 344 год — делает мотив мести Павсания, совершенной восемью годами позже, в высшей степени сомнительным. Античные источники обвиняют то род Линкестов, то персидский двор, то Олимпиаду и даже самого Александра в том, что они возбудили в Павсаний ненависть к Филиппу и вложили в его руки оружие. Больше доверия вызывает куда менее романтический рассказ Аристотеля, современника этих событий («Политика», V, 8, 10, 1311b 1–3): Павсаний пронзил царя кинжалом у входа в театр в Эгах, куда царь отправился в конце августа 336 года по случаю брака своей дочери с царем Эпира, и сделано это было по личным мотивам, а не в результате заговора. Когда пятью годами позже Александр вопрошал оракула Амона относительно истинных виновников преступления, он знал об этом не больше нас с вами.
Мы не в состоянии даже сказать, был ли Павсаний убит стражей на месте или его схватили, пытали и приговорили к смерти на войсковом собрании, после получения показаний. Рассказ, имеющийся в «Вульгате», приходит в противоречие с тем, что повествуется в Оксиринхских папирусах (XV, 1798, 1, строки 6–8) и у Юстина (IX, 7 и XI, 2, 1)13. Как бы то ни было, новое царствование началось кровавой баней: по крайней мере семь смертей. Но что толку тому удивляться, а тем более возмущаться! Во-первых, такова была обычная практика монархий Ближнего Востока, в том числе и Македонии, родовое же правосудие ничего общего не имеет с нашим правосудием, а во-вторых, многоженство всюду влечет за собой неизбежные конфликты между матерями возможных престолонаследников либо между единокровными или самозваными братьями. Стоило Олимпиаде, гордо облачившейся в траур по убитому супругу, вернуться из Эпира (160 км), как она тут же отдала распоряжение умертвить младенца последней царицы, ее соперницы, а саму ее принудила повеситься, потребовав смерти и ее дяди и опекуна Аттала, а затем наказав Александру как примерному сыну «отыскать и покарать виновников покушения», что фактически означало устранение его соперников: Карана, сына Филиппа от первого брака (Юстин, IX, 8, 2; XI 2, 3), Аминта, сына прежнего царя Македонии Пердикки III и мужа одной из дочерей Филиппа (Лолиэн, VIII, 60; Арриан «История после Александра», 1, 22), а также Аррабея и Геромена из правящей семьи в Линкестиде, обвиненных в причастности к покушению на Филиппа. Александра из Линкестиды, брата двух упомянутых царьков, пощадили — да и то на время — лишь потому, что «он оказался одним из первых среди друзей Александра, кто встал рядом с ним и, облаченный в панцирь, сопровождал его в царский дворец» (Арриан, I, 26, 1). Последняя подробность свидетельствует о поспешности, с какой Александр стремился завладеть атрибутами власти: троном, оружием, печатями, казной… Курций Руф (VII, 1, 6), основываясь на «Вульгате», добавил еще более символическую деталь: «Поскольку (Линкест) первым приветствовал Александра как царя, он избежал если не обвинения, то наказания». Дабы подчеркнуть преемственность, до 328 года Пелла продолжала чеканить золотые и серебряные «филиппеи», выпуская в добавок серебряных «александров» с выбитым орлом14.
Говоря по правде, царского титула Александр удостоился лишь целый месяц спустя после смерти Филиппа. И не потому, что ему еще не исполнилось двадцати, а потому, что наиболее высокопоставленный и прославленный человек при дворе, Антипатр, исполнявший роль регента, должен был созвать собрание вооруженных македонян, которому, по традиции (νόμος), и принадлежало право назначать государя. Можно себе представить, какой эффект произвел приказ о всеобщей мобилизации, разосланный из трех дворцов — в Эгах, Эдессе и Пелле и обращенный ко всем свободным мужчинам Македонии, которые были способны носить оружие и которые обитали на землях, простиравшихся от истоков Чрны и озера Преспы на западе и до устья Неста напротив острова Фасос на востоке, то есть на территории площадью 30 тысяч квадратных километров, на три четверти гористой и фактически лишенной дорог, где было всего восемь округов и двенадцать присоединенных или находящихся под протекторатом Македонии областей. Если подлежащий мобилизации контингент действительно составлял, как утверждает «Вульгата» (Диодор, XVII, 17, 3–5), 24 тысячи пехотинцев и 3300 кавалеристов, и если плотность населения, согласно данным топонимии и археологии, аналогична той, какая была в конце прошлого века, общая численность населения Македонии могла находиться в пределах от 520 до 550 тысяч человек. В 336 году почти половина македонских армий была занята в Малой Азии (Лолиэн, IV, 44, 4), и поскольку их действия были весьма успешны, не было оснований их отзывать. После тщательной агитационной обработки, проведенной военачальниками и людьми из свиты Филиппа, около 10 октября 336 года войско, численность которого составляла самое большее 10 тысяч человек, принимая в расчет кампании, в которых Александр уже принял участие, а также отсутствие достойных соперников, шумными выкриками провозгласило Александра «царем македонян».
Поскольку настоящего выбора не было, речь здесь идет о чем-то принципиально отличном от выборов как таковых. Царь принял на себя обязательство исполнять национальные религиозные культы и гарантировать их отправление, вести своих солдат к победе, быть справедливым в дележе добычи и завоеванных территорий, возвеличивать свою страну, постоянно заботясь о ее процветании. Распорядитель культов, верховный судья, главнокомандующий, щедрый жертвователь, он должен был оставаться на посту благодаря своим успехам и благосклонности судьбы, делая подарки, а в случае нужды прибегая к строгости. Если государь не исполнял своих обязанностей, собрание могло отказаться отправиться в поход, исполнять его распоряжения и приказы, а в крайнем случае — и сместить. Однако после того как воины давали личную присягу своему провозглашенному царю, эта присяга накрепко связывала их с главнокомандующим, а торжественные жертвоприношения подчеркивали священный характер такого назначения.
