Андрей Орлов - Осень 93-го. Черные стены Белого дома
— Вы посмотрите на этих… Съезд устроили! Все решения Бориса Николаевича объявляют не имеющими юридической силы, угрожают привлечь к уголовной ответственности всех, кто не будет исполнять постановления Съезда!
— А эти! Ачалов — министр обороны, Дунаев — министр внутренних дел, а Баранников… — говоривший посмотрел на Орлова, — твой, Петрович, между прочим, начальничек… снова министр безопасности! Ты теперь кому подчиняешься, Голушко или Баранникову?
Человеку непосвященному, наверное, трудно было понять, о чем идет речь. Но эти люди в силу своих служебных обязанностей и статуса находились в центре событий, при этом, разумеется, являлись сторонниками президента Ельцина и поэтому оправдывали все его действия.
Конфликт между президентом и парламентом зашел теперь уже так далеко, что становился необратимым. На состоявшемся в ночь с 24 на 25 сентября заседании X внеочередного (чрезвычайного) Съезда народных депутатов было принято постановление, в котором действия Ельцина, направленные на роспуск парламента и закрепленные в Указе № 1400, были признаны государственным переворотом. Его президентские полномочия прекращались, а вся полнота власти переходила к новому «президенту» Руцкому и Верховному Совету, во главе которого стоял Хасбулатов.
Заместитель министра обороны Кобец направил в Белый дом ультиматум с требованием в течение суток распустить всех депутатов и освободить от должности силовых министров, а его непосредственный начальник министр обороны Грачев тут же дезавуировал это заявление, подчеркнув, что «ультиматум» Кобеца — это его личная инициатива. При этом президент Ельцин накануне встречи глав-государств стран СНГ, которая проходила в «Президент-отеле», сообщил журналистам, что в отношении Дома Советов никакие силовые меры со стороны органов исполнительной власти применяться не будут.
До предела накаленная атмосфера противостояния властей и личностей, готового перерасти из политического в вооруженное, накладывала свой отпечаток на импровизированное застолье в одном из кабинетов седьмого этажа комплекса зданий на Старой площади[13]. Даже рюмка коньяка не могла принести желанного расслабления, поскольку все чувствовали неотвратимость развития событий по самому жесткому сценарию. Идти на уступки не хотела ни та, ни другая сторона. Более того, казалось уже очевидным, что и президент и парламент заинтересованы в крайнем обострении обстановки, что у тех и других создавало иллюзорную перспективу победы над «противником».
Бурное обсуждение событий последних дней прервала резкая трель телефонного звонка прямой связи с руководителем Администрации. Все сразу умолкли, устремив взгляды на Орлова. На часах было 21.35.
— Андрей Петрович, срочно зайдите ко мне. Для вас есть важное поручение. Через сколько будете?
Орлов мельком взглянул на часы, прикинув, за сколько он может дойти быстрым шагом от Старой площади до Кремля.
— Я буду через пятнадцать минут, — сказал Андрей и положил трубку.
— Ну что, Андрей Петрович? — спросил кто-то.
— Не знаю пока. Задание какое-то.
Когда за Орловым захлопнулась дверь, Петр Васильевич многозначительно сказал:
— Вот ведь, позвонил Филатов. Хотя время-то!
А в это время Орлов уже стремительно шел по Ильинке в сторону Кремля. Привычным путем через КПП у Спасской башни, затем вдоль четырнадцатого корпуса до Ивановской площади и направо до самого входа в президентский первый корпус.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Я поражался работоспособности Филатова. По внешнему виду он не казался очень крепким, физически сильным, скорее наоборот. Но рабочий график, которому он следовал, был по плечу только очень выносливому человеку. По двенадцать — четырнадцать часов в сутки с одним только днем отдыха, а иногда и без него, выдержит не каждый. А ведь нужно вникать в сложнейшие вопросы, принимать десятки людей, постоянно ходить на доклады к президенту, уворачиваться от ударов со стороны интриганов, недоброжелателей, завистников…
А в те дни всеобщего кризиса надо было еще находить в себе силы и мужество искать компромиссы, которые позволили бы избежать трагедии. Но делать это ему было все труднее и труднее, поскольку президент Ельцин склонялся к жестким решениям и любую попытку мирно договориться о чем-то расценивал как слабость…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)
В приемной ожидало человек пять, но секретарь Филатова сразу указала Андрею на дверь:
— Заходите, уже спрашивал.
Сергей Александрович выглядел крайне усталым и чуть-чуть подавленным. Он только что провел совещание с узким кругом самых доверенных лиц из Администрации Президента, где обсуждал шаги, которые следовало предпринять в условиях нарастающей напряженности и жестких установок президента Ельцина.
— Ситуацию вы знаете, — начал Филатов без какого-либо вступления. — Эти авантюристы окончательно зарвались. Мы сейчас делаем все, чтобы прекратить эту вакханалию. Мы отключим их от систем жизнеобеспечения, примем меры по разоружению. Там скопилось большое количество оружия. Оно в руках баркашовцев[14] и уголовников. Нельзя допустить кровопролития…
ВОСПОМИНАНИЯ: «Я никак не мог понять, кто привел в Белый дом баркашовцев. Спрашивал у Хасбулатова, Воронина[15], Макашова[16]… Никто не знает. А они маршировали на глазах у всех, руку поднимали в характерном приветствии… Для меня так и осталось тайной, откуда они взялись. Ведь, насколько я знаю, никто из них не погиб во время столкновения. Все они спокойно вышли из Белого дома и скрылись… Я думаю, здесь попахивает провокацией…» (Из воспоминаний народного депутата, члена Верховного Совета НА. Шашвиашвили.)
ВОСПОМИНАНИЯ: «…Загадкой остается появление и вызывающее поведение в расположении Верховного Совета отряда боевиков «Русского национального единства» во главе с их вожаком Александром Баркашовым. На фоне общей инертности «парламентских сидельцев», потерявших всякую связь с внешним миром, молодые нацисты демонстрировали завидную гиперактивность. Они охотно позировали перед телекамерами, вскидывая руки в «римском приветствии», проводили смотры и маршировали на автостоянке у Верховного Совета, короче, формировали довольно агрессивный и устрашающий образ защитников Конституции. Естественно, попустительство саморекламе крайне правых не добавило симпатий и уважения Верховному Совету — ведь это все происходило на глазах Руцкого и Хасбулатова…» (Д.О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год.)
