Павел Кодочигов - Все радости жизни
Пока бродил по квартире, мысли в разные стороны разбежались. И о погоде, которая никак не установится в эту зиму, подумалось, и о делах в суде на будущей неделе, и о том, что забыл написать письмо старому другу в Шадринск, и о том, что надо в конце концов сделать колонку в ванной. Пусть и чурками ее топить придется, все своя горячая вода будет. Полчаса, наверное, прошло, пока снова к делу Белозерова вернулся. Утром еще в квартире сына услышал по радио фразу: «Когда есть два решения, одно из них должно быть верным». Усмехнулся над ее «мудростью», но запомнил. Теперь же перефразировал на свой лад: «Когда есть две версии, одна должна быть правильной». — И стал прорабатывать эти версии.
Необычности ситуации — женщину задавили трактором, а привлекают к ответственности скотника — после первого знакомства с Анной Никифоровной он удивлялся напрасно. Скрыла тогда Анна Никифоровна одну очень важную деталь: ее Володя умел управлять трактором и мог оказаться на нем в поселке. Итак, допустим, что Красикову сбил Белозеров. Семнадцатилетний парнишка. Естественно ожидать, что после серьезной психологической травмы должен наступить какой-то резкий перелом. Савельева же, первая увидевшая Белозерова после совершения им предполагаемого преступления, ничего необычного в поведении обвиняемого не заметила.
Повези Белозеров в поселок какую-нибудь девчонку, история выглядела бы более правдоподобной — влюбленные всегда отважны, во всяком случае стараются таковыми казаться, — но рисковать ради Глотовой, которая годится ему в матери… Ох, как все просто у меня получается! Мог, разумеется, Белозеров и с Глотовой поехать, ведь он не знал, и не мог знать, чем такая прогулка закончится. Ездил же на тракторах по территории фермы, почему бы не прокатиться и за ее пределы? Не исключено! Не исключено-то не исключено, однако вот какой вопрос возникает: стал ли бы Белозеров гнать трактор на предельной скорости? Вряд ли. Скорее всего ехал бы осторожно, с оглядкой, потому как знал, что за такое самоуправство его по головке не погладят…
Ладно, забудем пока о Белозерове и прикинем другой, весьма заманчивый для адвоката вариант: с Глотовой ехал Серегин. Совместная поездка этих лиц более вероятна. Быстрая езда — тоже. И пьяны оба были.
И сбежать Серегин мог, чтобы не отвечать за управление машиной в нетрезвом состоянии. Но в таких бегах обычно пребывают до полного вытрезвления, Серегин же оказался дома примерно через час. Как объяснить такую несуразность? И как же зародилось убеждение в том, что трактором управлял скотник? Кто первым сказал «а»? Глотова? Она назвала Белозерова, и через час после столь необычного для поселка происшествия у всех сложилась полная уверенность в виновности обвиняемого и затем перекочевала в материалы дела? Когда есть мнение, да еще и коллективное, его не так уж трудно и обосновать. Допустим, допустим. Но в таком случае Глотова должна, была предварительно договориться с Серегиным, а времени и подходящей обстановки для этого не было — Серегин покинул машину через несколько секунд после происшествия, Глотову задержали на месте до прибытия работников ГАИ. Более того, когда Глотову вытащили из кабины, она кричала: «Не я! Не я! Тракторист убежал!» Это очень примечательно, что в самый первый момент, едва придя в себя после случившегося, Глотова не назвала Белозерова.
Выходит, автор версии не она, а свидетель Кабаков, которому показалось, что за рулем сидел Белозеров. Глотова могла услышать Кабакова, сообразить выгодность такой ситуации, и потому, когда приехали работники ГАИ, она назвала фамилию Белозерова. Не здесь ли таится ключ к разгадке? «Показания Глотовой подтверждает свидетель Кабаков, который видел, что за рулем находился Белозеров…» — такую примерно формулировку следует ждать в обвинительном заключении. Убедительно: одна ехала, другой видел! Чего же больше?
Следствие исключило вину Серегина и приступило к сбору доказательств против Белозерова. Не сразу исключило. В мае Серегин провел несколько дней в камере предварительного заключения. Ни в чем, разумеется, не признался, и был освобожден. Еще бы! Теперь времени, чтобы обо всем договориться с Глотовой, было достаточно, и, надо отдать должное, Серегин избрал очень удобную позицию защиты: выпивал на ферме с мужем Глотовой, потом поехали в поселок на лошади, выпили еще, и «больше ничего не помню, был пьян — докажите, что было не так, а я умываю руки». Для того же, чтобы доказывать, надо было отрешиться от первоначальной версии, а это всегда трудно, и пошли по пути наименьшего сопротивления. Так, к сожалению, бывает — следователи не ангелы и подвержены порой самым обыкновенным человеческим слабостям.
Камаев прошел в другую комнату, снял с полки пухлый, почти в девятьсот страниц, сборник «Судебные речи известных русских юристов» (купил лет двадцать назад, сейчас ни за какие деньги не достанешь), подержал в руках и поставил на место. Жены дома нет, почитать некому, а хотелось освежить в памяти одну из лучших речей Владимира Даниловича Спасовича, произнесенную в Тифлисской судебной палате по знаменитому делу Давида и Николая Чхотуа и других, осужденных за убийство Андреевской. В этом деле городские слухи и толки тоже сыграли решающую роль.
Нетерпеливо подошел к телефону, набрал номер квартиры сына:
— Рая? Чем занимаешься? Книжку Олежке читаешь? Это хорошо, а когда домой придешь? Ничего не случилось. Соскучился!
Придется отложить «на потом». Камаев прошел к письменному столу и опустился на стул. Истина рождается не только в спорах с оппонентами, но и в собственных сомнениях. Он сидел недвижно, опустив голову на руки, почти лежал и, словно шахматист, у которого нет достойного противника, разыгрывал сам с собой партию за партией, стараясь понять характеры участников процесса, неясные еще взаимосвязи и взаимоположения.
Так что же, оговор? Глотовы и Серегины дружат и всегда помогут друг другу. И иное может быть у них на уме: несовершеннолетнему Белозерову много не дадут, Серегину же и под завязку могут отмерить. Глотовой не так уж трудно было сориентироваться после реплики Кабакова…
В дверь стучали. Пошел открывать, по пути ругнув сына, — никак не найдет времени поставить электрический звонок — и обрадовался: Рая пришла!
Открыл дверь.
— Ну, нагулялась?
— «Нагулялась»! Олежку еле спать уложили. Все требовал деда. Тяжело же с ними: одна ревет, другой кричит, все время ссорятся. Говорю Олегу: «Ты же старший, уступать должен!» Не понимает!
— И не поймет. Сам от горшка два вершка.
— Ты что звонил, Саша? Что-нибудь надо было?
— Надо, но завтра почитаем. Сготовь-ка ужин и ложись спать, — по тому, как он сказал это, раздумчиво и протяжно, Раиса Петровна поняла, что мысли мужа далеко и от нее, и от ужина, засидится он допоздна, потому что привык работать много. Иначе ему и нельзя.
