Евгений Плющенко - Другое шоу
Мы конкурировали между собой, и конкурировали жестко.
На чемпионате Европы в 1999-м первым стал Ягудин.
Я мог стать чемпионом. Но допустил небольшую ошибку и проиграл. Видимо, к тому времени еще не созрел: делал сложные элементы, но катание все равно оставалось детским.
А Алексей Урманов — олимпийский чемпион 1994 года в Лиллехаммере — стал третьим. Он проиграл младшим в своей группе.
Сказались старые травмы.
Этот чемпионат стал последним в его спортивной карьере. После него он ушел из любителей в профессионалы.
В спорте имеет большое значение вовремя уйти, красиво и чтобы не оставалось неприятного осадка. Алексей нашел себя в тренерской работе, катается на показательных выступлениях и растит сыновей-близнецов.
Победив на первых чемпионатах, я узнал, что такое слава и деньги. Ледовые дворцы всего мира открыты для тебя, зал рукоплещет именно тебе, тысячи людей замирают, когда ты крутишься в прыжке. Потом сотни людей ждут, когда выйдешь из раздевалки, чтобы взять автограф, чтобы пожать тебе руку или просто увидеть вблизи.
Внимание, аплодисменты, восторженные взгляды и письма поклонников — это всегда приятно.
Популярность способна вскружить голову. Еще вчера ты был просто Женей Плющенко, а сегодня уже чемпион, любимец миллионов.
Слава пришла ко мне очень рано. И благодаря ей появилась излишняя самоуверенность. На окружающих это не распространялось, зато в спорте ощущалось. Мне стало казаться, что уже никто меня не обойдет, я чуть ли не явственно ощущал на своей голове корону.
Спускаться на землю каждый раз мне помогала мама. Когда она видела, что меня заносит, советовала:
— Ты стал чемпионом? Это, Женя, было вчера. А сегодня все забудь и начинай сначала. У тебя началась новая жизнь, новые тренировки и новые победы. И помни: если ты достигаешь каких-либо целей — это замечательно, но не зазнавайся, не у всех спортсменов, даже очень хороших, получается, как у тебя.
Она мне всегда это говорила: и когда я только начинал показывать результаты, и когда чего-то добивался.
Порой я обижался на маму, пытался доказать, что я уже взрослый, ведь я чемпион. И мама снова осаживала меня:
— Никогда не забывай, как трудно тебе было и откуда ты вышел.
Зазнаться мне не давали и во Дворце спорта «Юбилейный». Как-то по дворцу поползли слухи: «У Плющенко звездная болезнь! Плющенко зазнался, он уже не здоровается!» На самом деле я просто шел по коридору, крепко задумался и кого-то не заметил.
С тех пор я здороваюсь со всеми, иногда по нескольку раз, чтобы ничего такого никому и в голову не пришло.
Слава — это не только внимание, но еще и приличные деньги. Перед тобой открываются дорогие магазины, и ты можешь позволить себе очень многое. А учитывая, что до этого ничего не было, аппетит становится бешеным. Это все равно что голодного посадить за шикарный стол, уставленный роскошными яствами. Такой человек не сможет себя контролировать и обязательно переест.
И мне нужно было время, чтобы пресытиться этими возможностями.
Когда еще был юниором, я с завистью смотрел на старших: они носили золотые цепи, печатки и браслеты. У меня не было на это денег, но я мечтал повесить на себя какую-нибудь дорогую золотую вещицу. И дал себе зарок: к 16-летию купить золотую печатку.
Эта мечта исполнилась в 15 лет. Я выступал на Гран-при в американском городе Детройте и стал вторым. И когда все закончилось, пошел выбирать себе кольцо.
Захожу в ювелирный магазин и вижу очень красивую печатку: большую, с россыпью бриллиантов. Это колечко стоило 1200 долларов.
В тот день в магазине были скидки, печатку уценили до 700 долларов. Это меня и подкупило, получалось, что я еще и сэкономил. Я долго носил это кольцо с бриллиантиками, оно и сейчас хранится у меня дома.
После того случая я начал скупать все понравившееся золото. Ходил увешанный цепочками, кулончиками и браслетами и светился на солнце. Но, к счастью, эта страсть достаточно быстро меня отпустила.
Кольца я всегда покупал с небольшим запасом. Но проходило несколько месяцев, максимум год, и перстни лопались — ровно посередине. Ни с того ни с сего рвались браслеты и цепочки. А украшения я покупал дорогие.
Отчего так случалось? Объяснений этому непонятному явлению не нахожу до сих пор. Может быть, так реагировало золото на мою мощную энергетику, а может, просто золото — не мой металл.
После того как лопнули несколько перстней, я перестал носить золото и тратить на него деньги; увлечение само собой сошло на нет.
Когда женился и надел обручальное кольцо, я все ждал, когда же оно лопнет. И оно действительно лопнуло, правда, в переносном смысле — я развелся.
Но я не считаю страсть к золоту признаком звездной болезни. Если человек покупает украшения, это всего-навсего означает, что у него есть возможность их покупать.
Чуть позже у меня появилась еще одна страсть — машины. Дорогие, спортивные, красивые и очень быстрые.
В 11 лет Мишин взял меня с собой на семинар в Париж. Я показывал элементы, которые за мной должны были повторять другие фигуристы, приехавшие на этот семинар. На меня смотрели тренеры, взрослые спортсмены и дети со всей Европы. Я катался по восемь часов в течение шести дней. Уставал ужасно. И кроме катка и гостиницы, ничего не видел. Только однажды мы с Алексеем Николаевичем прошлись по магазинам на Елисейских Полях и посмотрели на Эйфелеву башню. Никакого «Вау!» от заграницы у меня не было. Я просто много работал и постоянно уставал.
Но именно там, в Париже, я впервые сел за руль.
Я очень устал после тренировки. В раздевалках Дворца спорта — холод, на улице — дождь. А мне нужно было дождаться тренера.
В результате меня посадили в чей-то «Опель Вектра», откинули сиденье, и я заснул.
Пришел хозяин машины, а с ним русский парнишка, который отлично говорил по-французски.
— Хочешь посидеть за рулем?
— Конечно!
Я стал трогать ручку коробки передач. С первой скорости переключился на вторую, потом на третью… Сон как рукой сняло. Правда, я тогда еще ничего не знал о вождении, не знал даже, что, когда переключаешь сцепление, нужно выжимать педаль. Но вреда никакого от моих упражнений для машины не было, ведь у нее даже зажигание не было включено. Француз заметил, что мне интересно, и стал все показывать и объяснять. Тогда-то я и понял, как водить машину. Это было круто.
«Опель Вектра» стал самым ярким впечатлением от моей первой поездки за границу.
В 14 лет я купил машину отцу, а через два года — себе. Это был «Фольксваген Гольф», почему-то темно-зеленого цвета, хотя моими любимыми цветами всегда были черный и серебристый.
