Гевара Че - Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке
В эти же дни в Сантьяго находилась ватерпольная команда «Сукия» из Кордовы, многие из участников которой были нашими хорошими друзьями, так что мы нанесли им визит вежливости, сыграли партию в карты и на ходу соорудили перекусон по-чилийски: «отведайте хлебца, съешьте сырку, выпейте еще винца и т. п.», после которых человек встает — если встает — только с помощью исключительного напряжения всей мускулатуры. На следующий день мы взобрались на холм Санта-Лусия — скалистое образование, вздымающееся в самом центре города и имеющее свою, особую историю, — мирно фотографируя город, как вдруг появилась цепочка «сукеистов», предводительствуемая красотками из пригласившего их клуба. Бедняги имели довольно бледный вид, так как сомневались, представить ли нас «видным дамам чилийского света» (что они в конце концов и сделали, причем примерно в тех же выражениях) или притвориться верблюдами — словом, вышли из затруднительного положения, сохранив «командный дух» и оставаясь нашими верными друзьями. Такими верными, какими могут быть люди, принадлежавшие к разным мирам в тот, необычный период нашей жизни.
Наконец настал великий день, когда две символические слезы стекли по щекам Альберто, и, отдав последнее приветствие валявшемуся на складе «Богатырю», мы выехали в Вальпараисо по великолепной горной дороге — лучшему, что цивилизация может предложить взамен подлинно природных зрелищ (читай — не стертых с лица земли рукой человека), — на грузовике, который уверенно поддержал наше отважное начинание.
Улыбка Джоконды
Здесь начинается новая часть наших приключений; до сих пор мы привыкли привлекать внимание зевак нашими необычными одеяниями и прозаичным видом «Богатыря», который своим прерывистым астматическим дыханием вызывал сострадание у наших хозяев, однако до определенной степени мы были и рыцарями с большой дороги. Мы принадлежали к дурно пахнущей «бродяжьей» аристократии и самим своим видом являли собственные визитные карточки, впечатлявшие лучше некуда. Теперь — нет, теперь мы были всего-навсего двумя поденщиками с «сидорами» за спиной, в одежде, покрытой дорожной гарью — единственным воспоминанием о нашем славном аристократическом прошлом. Водитель грузовика высадил нас у въезда, в верхней части города, и мы устало потащили свои тюки вниз по улице, сопровождаемые насмешливыми и равнодушными взглядами прохожих. Порт манил издалека своим блеском, тогда как море окликало во весь голос, темное и дружелюбное, и его едва уловимый запах заставлял раздуваться наши ноздри. Мы купили хлеба — того самого хлеба, который казался нам тогда таким дорогим и совсем дешевым, стоило нам забраться еще дальше, — и пошли вперед по улице. Альберто не скрывал своей усталости, я же, скрывая ее, чувствовал себя оттого ничуть не менее усталым, так что, добравшись до части берега, отведенной грузовикам и легковым автомобилям, мы с трагическими лицами набросились на распорядителя, цветисто повествуя о страданиях, перенесенных во время тяжелейшего перехода из Сантьяго.
Старик уступил и отвел нам место для спанья на досках в компании паразитов, чье научное название оканчивается на «хо- минис», но худо-бедно под крышей, и мы завалились спать — буквально набросились на сон, как голодный набрасывается на еду. Однако известие о нашем прибытии дошло до слуха нашего соотечественника, жившего в гостинице неподалеку, и он тут же пригласил нас — познакомиться. Познакомиться в Чили означает накормить и напоить собеседника, и никто из нас двоих не был расположен отказываться от манны небесной. Наш земляк демонстрировал глубокую солидарность с духом братского народа, и, соответственно, стол у него ломился от блюд из первосортной рыбы. Рыбы мы уже давно в глаза не видели, и вино было таким вкусным, а хозяин таким щедрым; итак, мы наелись до отвала, и на следующий день он снова пригласил нас к себе.
Харчевня «Джоконда» рано раскрывала для посетителей свои двери, и мы пили мате, болтая с хозяином, которого, казалось, очень заинтересовало наше путешествие. Нам не терпелось осмотреть город. Вальпараисо очень живописен; первоначальные постройки были воздвигнуты на берегу залива, но по мере роста город карабкался на выступающие в море холмы. Его причудливая архитектура — уступами поднимающиеся цинковые крыши, связанные винтовыми лестницами и фуникулерами, — воплощает в себе красоту музея сумасшедшего дома по контрасту с разноцветными домишками, теряющимися на фоне голубовато-серых вод залива. С терпением паталогоанатомов мы принюхивались к грязным лестницам и проемам, болтали с нищими, которыми кишмя кишат улицы; мы вслушивались в глубинное биение городской жизни, вдыхали ее миазмы. Наши раздутые ноздри улавливают запах нищеты с каким-то садистским рвением.
Мы обошли стоявшие у пристани корабли — узнать, не отправляется ли какой-нибудь из них на остров Пасхи, однако новости оказались обескураживающими, так как в ближайшие полгода ни одно судно не выходило в том направлении. Нам оставалось утешаться смутными слухами, что самолеты совершают туда рейсы раз в месяц.
Остров Пасхи! Воображение сдерживает свой возносящийся полет и начинает кружить вокруг этого загадочного места: «Там иметь белого жениха для местных — почет». «1 км работа не волк, всем занимаются женщины, а мужчины знай себе едят, спят да их ублажают». Чудесный остров с идеальным климатом, идеальными женщинами, идеальной едой, идеальной работой — блаженно несуществующей. Подумаешь — задержаться там на годик, и по боку всю эту учебу, зарплату, семью и т п. Огромная лангуста подмигивает нам с витрины, с листьев салата, на которых она разлеглась, и всем своим видом говорит: «Я с острова Пасхи — оттуда, где идеальный климат, идеальные женщины…»
Мы терпеливо ждали у дверей «Джоконды» своего земляка, который «не подавал признаков жизни», и хозяин соблаговолил впустить нас, чтобы мы не перегрелись на солнце, и тут же угостил одним из своих великолепных завтраков из жареной рыбы и жиденького супчика. О нашем земляке мы больше не слышали за все время нашего пребывания в Вальпараисо, но зато сблизились с хозяином харчевни. Это был странный тип — томный, полный безмерной любви ко всякой живой твари — только ненормальной, — попадавшей в поле его зрения, однако с обычных клиентов драл три шкуры; таково, видимо, было его понимание своей профессии. За все время, что мы пробыли там, мы не заплатили ни сентаво, а он оказывал нам постоянные знаки внимания; «ты — мне, я — тебе», — такова была его излюбленная присказка, что не указывает на большую оригинальность, но может очень пригодиться в жизни.
