Яков Резник - Сотворение брони
«М. И. Кошкина по окончании института направить на Нижегородский автозавод. Тема дипломного проекта — шасси автомобиля».
— Я чувствую, Сергей Миронович, танки не мимолетное мое увлечение — это навсегда. Только… Захотят ли в наркомате пересмотреть распоряжение? Мне кажется, что оно прислано без ведома товарища Серго. Я слышал, как он относится к кадрам, тем более молодым… И с нами, наверно, поговорил бы, если б знал, что вся группа дипломников мечтает о танкостроении, да и на опытном заводе в нас заинтересованы…
— Верно, — кивнул Киров, — опытный завод нуждается в кадрах, танкостроители возьмут вас с удовольствием. Но народному хозяйству позарез нужны автомобили — производство не удовлетворяет и сотой доли потребности. Представляю ту тысячу машин, которой вам пришлось заняться, чтобы в брак не пошли. Тысяча!.. Имей Ленинград возможность выделить сейчас колхозам хотя бы еще две сотни грузовиков, как они бы выручили!
Кошкин нервничал. Ему неловко было повторять то, о чем он писал в письме Кирову. Но как можно упустить возможность, может быть, единственную, изменить решение наркомата?..
— Простите, Сергей Миронович, может быть, я чего-то не понимаю, но если вы имеете в виду причины сегодняшних бед автомобильных заводов, в том числе и Нижегородского, то они не столько в нехватке инженеров, сколько в неумении с толком их применить. Я знаю инженеров-волжан, которые практиковались у Форда, — даже им часто подходящего места на находят. И столичные институты шлют и шлют в Нижний Новгород специалистов… А танкостроителей кто готовит? Не может товарищ Серго командировать даже одного инженера на военное производство к Виккерсу или Рено — на пушечный выстрел не допустят; а в наших институтах никто и не помышляет включить в программу курс танкостроения. Откуда же танковая промышленность возьмет кадры, если ленинградцев из нашей группы, стремящихся попасть на опытный, и тех поворачивают на Волгу? Это же, Сергей Миронович, несправедливо!
Беспокойные пальцы Кошкина то потирали тяжелый подбородок, то теребили мочки ушей, а он ничего этого не ощущал, охваченный одним желанием: убедить Кирова в своей правоте.
2Ежедневно Серго Орджоникидзе разговаривал с главными промышленными центрами Советского Союза — с каждым после двенадцати ночи по поясному времени. Начинал с Кузнецка и Магнитогорска, Уралмаша и Нижнего Тагила. Потом наступал черед Баку, Поволжья и, наконец, индустриальных гигантов Ленинграда и Украины.
Разговор с Ленинградом, с Кировым, был лучшей разрядкой после напряженного дня.
— Алаверды, Кирыч! — летел по проводу специальной связи голос Серго. — Ну как ты там? Что хорошего сотворили ленинградцы?
От добрых вестей, от того, что он слышит Сергея Мироновича, светлело лицо наркома.
Зинаида Гавриловна, жена Серго, называла их близнецами. Да разве не близнецы на самом деле!
Оба родились в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году. Оба — приземистые, могучие дубки. Оба великодушные, щедрые, кипучие натуры. Каков имеет значение, что один родился в Приуралье, а другой — за Эльбрусом?! Когда Центральный Комитет партии решил отозвать Кирова из Закавказья, Серго и радовался за друга, и огорчался, что его не будет рядом.
В январе двадцать шестого года Серго писал ленинградским товарищам:
«Дорогие друзья! Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас тов. Кирова. Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует… Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха».
И тут же приписка:
«Ребята! Вы нашего Кирыча устройте как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды.
Целую всех. Серго».В том же году осенью Орджоникидзе перевели на работу в Москву, и снова они стали часто встречаться, особенно после назначения Серго народным комиссаром тяжелой промышленности. Один-два раза в год Серго посещал Ленинград, по нескольку раз в месяц Киров приезжал в Москву. Да еще чуть ли не ежедневные разговоры но телефону!
После разговора с Кошкиным в Ленинградском политехническом Киров позвонил Серго, не дожидаясь ночного звонка наркома.
— Что-нибудь случилось? — забеспокоился Серго.
— Хорошее, очень хорошее — я нашел самородок…
И рассказал о парттысячнике Кошкине, студенте выпускного курса, влюбленном в технику и увлекшем за собой молодых товарищей.
— Душа его пела, когда он говорил о танках. Но ему дорогу закрывают.
— Ты в Ленинграде хозяин — заступись!
— Есть распоряжение наркомата.
— Какого?
— Твоего. Человек только берется за дипломный проект, а его судьбой уже распорядились вопреки его желанию и интересам государства.
— Недоразумение.
— Сам бумагу читал. Из твоего ведомства. С печатью и неразборчивой подписью-закорючкой. Читал и глазам верить не хотел. Чтобы в таком деле тебя обошли! Ты же раньше молодых инженеров к себе вызывал, каждого сам направлял на заводы…
В телефонной трубке забился громовой голос:
— Ах какой бюрократ, какой обманщик!.. Прибежал за полчаса перед моим выездом в Грозный: «Ленинградцы на автозавод хотят» — и просьбу волжан подсунул, мол, обе стороны согласны… — Акцент усилился — гнев Серго нарастал. — Расправлюсь с нечестивцем и заодно себе всыплю, чтобы впредь ушами не хлопал.
— Не думаю, что это по злому умыслу, — попытался успокоить Киров. — Да и поправить можно. Хорошо бы в ЦК обсудить проблему кадров для танкостроения. Я выступлю по Ленинграду, ты — по другим заводам. Не возражаешь? Вместе и подготовим проект решения.
Мысль понравилась Серго.
— Так и сделаем. Приезжай накануне заседания — чертовски хочется с тобой поболтать! И Зина ноет: подай ей Марию Львовну и тебя. Вот как раз подскочила, трубку вырывает…
И Киров услышал низкий грудной голос:
— Приезжай, Сережа! «Кировка» по тебе соскучилась. И самовар без тебя и Маши ворковать перестал…
Как члену Политбюро ЦК партии и Президиума ЦИКа СССР, Кирову приходилось едва ли не каждую неделю приезжать в Москву, и всегда, так же как и во время съездов, конференций и пленумов, он останавливался в кремлевской квартире Серго, в бывшем архиерейском доме возле Троицких ворот. Дом был древний, не очень благоустроенный, отапливался дровами, но зато в квартире просторно: большой кабинет, примыкающие к нему библиотечная комната, уютная столовая, спальня и комнатка, которую Зинаида Гавриловна называла «кировкой».
В этой шестиметровой, облюбованной Сергеем Мироновичем комнатушке вместились полумягкая, с чехлом, кушетка, миниатюрный столик, этажерка с книгами. Возле этажерки с томиком в руках и застал Серго своего друга поздним вечером накануне заседания Политбюро.
