Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни
В Ялте из Отдела труда при Военревкоме оперативно было создано «Единое потребительское общество» (ЕПО) под началом комиссара Футликова, мужичка с наганом у пояса, дабы справедливо распределять провизию, которая время от времени доставлялась в Ялту пароходами.
Семнадцатилетняя Лида, сильно соскучившись по хлебу, набралась смелости и объявила комиссару Футликову, что ей полных двадцать лет и что она хочет работать. Он ей поверил и определил сразу на три должности: регистратора, делопроизводителя и машинистки. Грамотные люди были нужны новой власти, а паек — три фунта муки и фунт сахара в месяц — стоил того, чтобы освоить печатную машинку «Ундервуд». Правда, в семье удивлялись, почему американские капиталисты так скупы в отношении бедных ялтинцев.
Наведя порядок в снабжении города продовольствием, власти решили поближе познакомиться с мужским населением, привлечь граждан к труду, чтобы не даром хлеб ели. Именно так поняли ялтинцы приказ явиться всем мужчинам такого-то числа и в таком-то часу в Военревком для регистрации.
На обе семьи — Березовских и Потоловских — оставался лишь один представительный мужчина, Александр Платонович Потоловский. Ему и выпало идти на прием к комиссарам.
Он надел свое демисезонное пальто с каракулевым воротничком, каракулевую шапку и повесил на руку неизменную трость. Надежда Николаевна заметила, что лучше бы одеться попроще. «С какой стати?» — сказал Александр Платонович и пошел на Садовую улицу.
Ни к обеду, ни к ночи он не вернулся.
На следующее утро встревоженная Милуша бросилась к Лиде в ЕПО с просьбой уговорить комиссара Футликова заступиться за отца. Кому старик нужен?
Футликов заступился: Лиду он уважал и ценил.
Через час в ЕПО прибежал какой-то бледный, взъерошенный человек и кинулся в ноги к Футликову: «Дай Бог вам здоровья!» Тот, ласково погладив наган, пробурчал: «Скажи ей спасибо». Человек упал перед Лидой на колени. Да кто же он такой? Его фамилия была — Потолоцкий.
Иногда жизнь зависит всего от двух букв.
К вечеру в комнату, где собралось молчаливое понурое общество: Неонила Тимофеевна, Маруся, Лида и Шура Березовские и Надежда Николаевна, Милуша, Наташа и Лева Потоловские, вбежала, запыхавшись, соседка и сообщила, что только что по Садовой проехали возы, груженные одеждой расстрелянных. На одном возу из вороха рубах и курток торчал черный каракулевый воротник.
Через некоторое время, к счастью для жителей Ялты, голод отступил, причем сразу. Помощь пришла от Господа Бога. В море «пошла хамса». Лавины мелкой, жирной рыбешки накатывали на побережье. Люди черпали рыбу сетями, ведрами, руками. Пришло спасение.
По этой или по другой причине, но американскую провизию распределять перестали, ЕПО больше не требовалось, и в 1922 году Лида осталась без работы. Тем не менее власти продолжали проявлять заботу об ялтинском населении, которое отныне должно было кормить себя само. Вместо ЕПО был образован Рабочий Кооператив «Товарищ», призванный выражать интересы «рабочих и крестьян» курортного городка — растерянных беженцев, мелких рыбаков и татар-виноградарей. Безработица и голод снова закрыли солнце над Южным берегом Крыма.
Забавно, как быстро первые советские акты и документы украсились бюрократическими языковыми оборотами. Вот, к примеру, желтый листочек бумаги — официальная «справка», выданная «в том, что гр. Березовская Лидия Александровна после ликвидации ЕПО и сконструирования Единого Рабочего Кооператива «Товарищ» отчислена по сокращению штатов 5-го июля с.г.».
Безработные граждане, однако, не оставались без внимания властей, охвативших народ профсоюзами. У меня в руках прелюбопытная старенькая книжица — Членский билет № 579, выданный «крымским областным отделом Всероссийского Профессионального Союза Работников Советских, Административных, Общественных и Торговых учреждений и предприятий». Член союза, как значится в билете, обязан делать «паевые взносы» и имеет право на «забор товаров». Документ так и остался памятью эпохи, ибо на «взносы» не было денег, а «забор» не был нужен, поскольку бечеву для веревочных туфель можно было купить на толкучке без всякого забора.
Первая недолгая служба Лиды Березовской в советском учреждении завершилась получением профбилета и справки об увольнении.
Прошло еще некоторое время, и уже не столь многочисленное семейство Потоловских начало всерьез собираться в обратную дорогу. В Москву, в комнату, сохраненную для них родственниками в их бывшей семикомнатной квартире на Остоженке, в Савеловском переулке.
Но тут на бедную Надежду Николаевну снова свалилась напасть. Милуша решила остаться в Крыму. «Пока — навсегда, а там будет видно».
Причиной категоричного решения дочери была любовь, а объект любви был накрепко привязан к Крыму служебным долгом.
Дело в том, что татары из горных аулов, рыбаки с шаландами и прочие выжившие ялтинцы не годились на роль вершителей рабоче-крестьянской диктатуры. Руководящими товарищами в местных органах власти должны были быть большевики, пришедшие в Крым с Красной Армией. Одним из таких руководителей надежного пролетарского происхождения и был властный, уверенный в себе и в своем выборе Лев Артштейн, с партийной кличкой Артем. Молодой питерец получил высокое назначение не то в ялтинский реввоенсовет, не то в реввоентрибунал. Но, главное, он был привлекателен на вид: черная, как смоль, шевелюра и торс римского гладиатора.
Римляне говорили: «Если усердно молиться, будет в здоровом теле здоровый дух» (именно так звучит полный, а не усеченный перевод изречения Ювенала). Лев Ефимович искренне молился богам революции — Ленину и Троцкому — и обладал вполне здоровым духом в загоревшем у моря атлетическом теле. Милуша же, по ее собственным словам, всегда была неравнодушна к невысоким плотным мужчинам. Однако на сей раз флиртом не пахло. Пришла любовь.
Не ведал тогда молодой Лев Артштейн, что лет через пятнадцать кто-то из его бдительных друзей вспомнит о его пламенных выступлениях с цитатами из речей «врага народа» Троцкого, и ему лишь чудом удастся спастись от гнева нового главного бога революции. Выручит его из этой переделки жена: — она сможет поместить прихворнувшего мужа в госпиталь, с глаз подальше от родного ЧК.
Маленькая хлопотливая Надежда Николаевна стойко переносила удары судьбы. Она тут же собралась и уехала из Ялты в Москву с младшей дочерью Наташей и младшим сыном Левой. Старшей дочери Милуше было оставлено прощальное письмо, подписанное следующим образом: «Твоя бывшая мать, твоя бывшая сестра, твой бывший брат».
К концу 1923 года стали собираться в дорогу и Березовские. Приходилось вернуться в Харьков, куда раньше всех уехала Маруся. Солнечная опустошенная Ялта навевала на Лиду уныние. «Горы и море, и горя — море». Радость бытия блекла.
