Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович
Это история одного из представителей второго поколения Бардыбахиных. Понадобилась бы весьма объемистая книга, наподобие старинных геральдических фолиантов, чтобы рассказать о всех Бардыбахиных. Ныне на автозаводе-гиганте трудится не одно поколение Бардыбахиных, встретить их можно чуть ли не во всех цехах, а так как в их семьях не редки были свадьбы, то к Бардыбахиным имеют родственные отношения десятки семейств, в большинстве своем так или иначе связанных со столичным автозаводом.
Правда, сын Петра, Иван Петрович Бардыбахин, ударился в электротехнику, окончил до войны вечерний Машиностроительный институт на Шаболовке и, пройдя несколько служебных ступеней, работает теперь заместителем главного инженера завода «Динамо». Это по соседству с автозаводом, рабочей резиденцией Бардыбахиных, на месте бывшей Тюфелевой рощи.
Много можно было бы рассказать о трудовой доблести рабочей семьи Бардыбахиных. Вот уже третье поколение молодых автозаводцев воспитывается на их примере. В цехах знают: если взялся кто-то из Бардыбахиных за новое дело, всегда сложное поначалу, полное нераскрытых секретов, то уж покоя не будет знать, пока не добьется успеха.
Почему-то принято думать, будто лишь людям искусства свойственно творческое вдохновение. А вот Барлыбахины всегда работают увлеченно, страстно, трудности и препятствия только разжигают их рабочий задор, будят мысль и талант искателей. Равнодушия в работе они не терпят, равнодушных не любят. Честь рабочего человека, честь трудовой семьи — это для них не пустые слова.
...Однажды я побывал в гостях у брата покойного Петра, ныне самого старшего в роду Бардыбахиных — Ивана Кондратьевича, в чьей семье растут представители уже четвертого поколения этой фамилии, внуки Ивана Кондратьевича. Живет он в 4‑м Автозаводском проезде близ станции метро, в добротном доме, построенном нуждавшейся в жилье цеховой молодежью: слесарями, плотниками, краснодеревщиками.
Иван Кондратьевич не ожидал гостя, но принял меня радушно, а когда мы разговорились, проникшись доверием друг к другу, охотно стал рассказывать о временах минувших и нынешних.
— Время у нас есть, — сказал он, — все на работе, один я сегодня лодырничаю по болезни, да вот внучек Славка со мною и жена Евдокия Тимофеевна, знакомьтесь, пожалуйста. О Славке пока рано рассказывать, а Евдокия Тимофеевна была на заводе нашем одной из лучших фрезеровщиц, пятнадцать годков отработала на советские автомобили. Ну, а когда у дочери нашей Валентины детишки пошли, стали мы судить, кого с работы снимать, чтобы за внуками обеспечить присмотр. Судили, рядили. Меня как будто рановато было. Валентину? Не разумно, дочь на заводе инженер, состоит в отделе главного механика. Постановили, значит, бабушку с работы снять, вот фрезеровщица и хозяйничает теперь по дому.
— Это еще когда Валерка родился, — заявил внучек Слава, весьма внимательно следивший за нашей беседой.
Пока мы толковали о разных разностях, бывшая фрезеровщица хлопотала на кухне, а потом настоятельно пригласила нас к столу — час пришел обеденный. Не скрою, что, пошептавшись с фрезеровщицей, Иван Кондратьевич водрузил на стол графинчик, и мы по-стариковски выпили рюмку за здоровье хозяйки. Евдокия Тимофеевна, усмехнувшись и поблагодарив за внимание, тоже пригубила из маленькой рюмки.
В ходе беседы выяснилось, что Бардыбахины не были в стороне от коренного решения судеб нашего народа и нашего государства. Отец хозяина Кондрат Иванович участвовал в боях на Пресне в революцию 1905 года. Состоял он в боевой группе Шпагина. Когда восстание было с немалой кровью разгромлено, Кондрат Бардыбахин ушел пешком в родные места, скрывался в лесу возле деревни Панюшкино.
— Дед мой стал искать выход из положения, не сидеть же сыну его в лесу вечно, — говорил хозяин. — Пошел дед к приставу, угостил его хорошенько, сунул в карман ему сторублевку. Деньги по тому времени серьезные. Так избавился мой отец от опасного внимания полиции. С помощью сторублевки!
Иван Кондратьевич вел рассказ неторопливо и обстоятельно, а я, не теряя нити его повествования, думал попутно об этой самой геральдике. Ну, пусть будет не то слово, другое придумаем, а следует все же сотворить нечто вроде геральдики нового человека. Не мешало бы пожалуй, литераторам нашим поразмышлять о создании книг, повествующих о происхождении, истории и нынешней жизни семей крестьянских, рабочих, семей инженеров, врачей, строителей, заслуживших уважение и признательность народа.
А почему бы самим детям и внукам нашим, не помышляя обязательно об издании книг, не заняться собиранием важных и любопытных сведений по истории своей семьи, своих отцов и дедов, своего рода, чьи представители честным трудом служили и служат родному народу?
Так я думал, а Иван Кондратьевич тем временем продолжал свой рассказ. Вспомнил он о деде Иване Феофановиче, человеке «необычайной силы, физической и душевной». Выходец из крестьян, был он сновальщиком на шелкоткацкой фабрике «Рыбаковой вдовы и компании». Вместе с Иваном Феофановичем начал трудиться там и отец Ивана Кондратьевича, сначала шпульником, потом тоже сновальщиком.
Я следил за маленьким Славой. Он слушал внимательно, и было ему чем гордиться. Прадед его был человеком честным, прямым, справедливым.
— Отец рассказывал мне об Иване Феофановиче, что был он весьма настойчивым, — говорил хозяин дома. — Жили они на Арбате у Бородинского моста. И я там жил в юном детстве. Помню, харчевать ходили с отцом и дедом в чайную Крынкина в Проточном переулке. Впрочем, не в этом суть. А хотел я сказать, что дед и отец силищей обладали непомерной. Судите сами. Павелецкой железной дороги тогда еще не построили. На покров, на троицу или, скажем, на рождество, словом, в тогдашние праздники отправились они пешим образом в нашу деревню. Хорошо. Сейчас у нас имеется своя машина, и я по спидометру высчитал: от Москвы, значит, до Горностаева ровно сто два километра. Так вот, в субботу под праздник дед и отец кончали работу в полдень. Само собой, забирали по корзине трехпудовой со всякой снедью и городскими гостинцами и с такой вот ношей на следующий день к обедне в деревню поспевали.
Иван Феофанович действительно человек был сильный и справедливый. Его внук, нынешний глава семейства, поведал мне: шли, значит, его отец, Кондрат, тогда еще маленький ребятенок, и дед Иван Феофанович через глухой овраг. И тут выскочили из кустов четверо. Такие угрожающие. И сказали, чтобы корзины с добром им отдать немедленно. Мальчик от страха заплакал. Иван Феофанович сказал: «Не плачь, сынок. Подсоби мне корзину со спины скинуть». Потом спросил тех, угрожающих: «Это вы корзинки со всем добром покупали? По-моему, не вы». И взял их главного за грудки — и в кусты его! Остальные сами ушли.
Был этот сновальщик Иван Феофанович из тех трех Иванов, о которых я уже рассказывал вначале.
Так продвигался вперед неторопливый рассказ хозяина дома. И узнал я подробно, как люди из рода Бардыбахиных отстаивали в войнах свою Советскую власть Как вместе с такими же бывшими крестьянами и рабочими начали строить и построили, и расширили такой автомобильный заводище, какого не только в прежней России, а во всей Европе раньше не видывали. Как братья Бардыбахины видели и слышали Владимира Ильича Ленина на своем заводе и потом еще больше привязались к заводу душой.
Иван Кондратьевич, с которым я толковал теперь у него дома, был наряжен от парткома встретить Ленина у ворот, да не встретил, Ильич прошел стороной через Тюфелеву рощу и неприметную калитку. И прямо в кузовной цех. Опрометью побежал Иван Кондратьевич туда, куда все бежали, и тут с «Динамо» тоже нахлынули и с других заводов. И Ленин говорил с людьми АМО, где вскоре выпустили свой первый грузовой автомобиль — в 1924 году, и с теми, что отовсюду нахлынули. Говорил откровенно, просто и так понятно, так широко что перед людьми открылся весь большой и мятущийся мир.
Узнал я также, что в начале Великой Отечественной войны четыре брата Бардыбахины вместе отправились в военкомат Пролетарского района записываться в добровольцы. Их в тот день в армию не пустили, сказали: «Теперь и на заводе важный фронт». Тогда братья направились, обходя формальности, в военкомат Красной Пресни и там пробились все же в армию. И воевали пожалуй, похлеще, позлее наших предков, сражавшихся против псов-рыцарей.
